Дом без номера
Шрифт:
Дейзи любила шутить, что ее дом когда-то был замком: и башенка, и окно остались с тех времен. Она гордо звала его поместьем «Регина» и чувствовала себя совершенно счастливой.
В детстве Дейзи пострадала на пожаре, и что-то тогда случилось с ее глазами – с тех пор она не могла смотреть на яркий свет. Поэтому даже в пасмурный день ходила в стареньких темных очках, которые в обрамлении коротких и жестких рыжих волос придавали ей особый шарм. Сама Дейзи клялась, что такими волосы стали после пожара, раньше она была блондинкой цвета спелой пшеницы и
Я впервые познакомился с ней, когда по просьбе Ба бежал в магазин. Дети редко передвигаются как-то иначе, только бегом. Дейзи стояла под деревом, закрыв глаза руками, рядом лежали ее сумки (наверное, она шла из магазина), а чуть подальше, на самом солнце, валялись черные очки. Видимо, кто-то из подростков постарался. Некоторые ребята в нашем городе так развлекались – ловили того, кто слабее, и издевались над ним. В этой группе маленьких волчат верховодил пятнадцатилетний Джим. Он ненавидел буквально всех и понимал, что, пока он несовершеннолетний, ему всё сойдет с рук.
Промчаться мимо Дейзи на велосипедах и на ходу сбить с нее очки – любимое развлечение этой компании. Но та на них не злилась. Иногда она смотрела на Джима так, словно видела его будущее и что-то в этом будущем ей настолько не нравилось, что она не хотела создавать парню проблемы здесь и сейчас.
Итак, я поднял очки Дейзи, вытер их о футболку и протянул ей. Пока она пристраивала их на носу, я взял сумки. Почему-то стало стыдно и неловко.
– Давайте я провожу вас!
Дейзи поблагодарила.
Вот так, с неловкости и стыда за чужую жестокость, с благодарности и яркого солнечного дня началась наша дружба.
Мы дошли до дома с круглым окном. Дейзи напоила меня лимонадом, а потом мы сели в два старых скрипучих шезлонга, которые, как она сказала, «сбежали с пляжа в поисках свободы». Шезлонги, по ее словам, шли очень долго, поэтому краска на них облупилась. Они голосовали на дорогах, но никто не хотел останавливаться, пока Дейзи, проезжая мимо, не подобрала их. И вот теперь они живут здесь.
– Хочешь, я тебе сыграю их песню?
Я кивнул. Сказать я ничего не мог. Поверьте мне на слово: малиновый лимонад Дейзи – это самое вкусное, что я когда-либо пробовал. Невозможно говорить, пока его пьешь.
Дейзи взяла в руки гитару и сыграла для меня первый блюз, блюз двух старых шезлонгов. Она играла, а я видел, как они стояли – новенькие, покрытые белой краской – на пляже, как, решив сбежать, оказались на шоссе… Под музыку Дейзи можно поверить во всё что угодно.
Под блюз прошло лето, потом еще одно. Дом с круглым окном стал для меня родным. Я не присоединился к стае Джима и его дружков, и думаю, в основном благодаря Дейзи.
Я звал
Дейзи любила путешествовать. Как я приезжал сюда на лето, так и она уезжала в Европу на зиму. И когда я возвращался в город, Дейзи играла мне блюзы Парижа, Кракова, Кранца и Пиллау. Она играла мне «Берлинскую ночь» и «Утро в Риме». Я видел и слышал все города, блюзы которых играла Дейзи. Больше всего мне нравилось идти рука об руку с ней босиком по нагретым солнцем плитам Монмартра.
И она по-прежнему готовила самый вкусный лимонад в мире.
– Тебе нравится этот дом, Странный Билли? – спросила меня как-то раз Дейзи.
– Да.
– Когда я уеду и забуду сюда вернуться, позаботься о нем, хорошо? И приглядывай за шезлонгами.
– А если им снова захочется путешествовать?
– Тогда смажь их машинным маслом. Они стали сильно скрипеть. Представляешь, какой шум будет стоять, когда шезлонги вновь пойдут по дороге?
Смеясь, Дейзи сыграла блюз скрипящих, крадущихся в ночи шезлонгов.
Потихоньку я научился играть блюз на второй гитаре. Дейзи звала эту гитару «Чарли» и сказала, что когда-нибудь подарит ее мне. Пока я умел играть только «Дождь в Питере» – блюз моего города.
– Это просто, Странный Билли! Закрой глаза, коснись пальцами струн, но зажми их так, чтобы они не звучали, пока ты будешь вспоминать. Потом возьми свое путешествие – один, но самый счастливый момент – и выпусти его на волю. Твои руки всё сделают сами.
Когда мне было тринадцать, я подарил Дейзи новые темные очки. Копил на них два месяца и выбрал в магазине самые лучшие.
– Ого! Ого! Это просто два «ого» по цене одного! Они слишком шикарны. Я буду носить их, когда перееду жить в Париж или в Канаду.
– Или в Китай.
– Или в Китай! Я никогда не играла Китай!
Когда мне исполнилось четырнадцать, я сам настоял, что хочу приехать к Ба и Де. И к старушке Дейзи. Я побывал в Москве на каникулах и мечтал сыграть Дейзи этот город…
Дом стоял пустой. На столике около шезлонгов лежали старые очки Дейзи. Я взял их и сунул в карман.
Под ковриком я нашел ключ от дома, в гостиной на диване лежала моя гитара. Чарли покрылся пылью, но ждал меня.
Вздохнув, я взял машинное масло, смазал суставы шезлонгов и снял выцветшие покрывала.
– Вы свободны, – сказал я и ушел в дом.
Я был уже слишком большой не только для того, чтобы верить в сказки, но и для того, чтобы отказываться от тех сказок, в которые привык верить.
Взяв гитару, я сел на ступеньках крыльца, закрыл глаза, надел старые очки Дейзи. А потом сыграл для нее самое счастливое путешествие, которое только мог себе представить. Мне показалось, что сквозь музыку залитых солнцем полей Канады, улочек Парижа и мостов Амстердама слышится тихий скрип. Но я не мог остановиться – я ведь как раз играл для Дейзи малиновый аромат и крепкий черный кофе…