Дом дервиша

Макдональд Йен

Майор Октай Эйилмез сидит на пластиковой скамейке в тени моста. Он закуривает сигарету и протягивает пачку Георгиосу, когда старый экономист тяжело плюхается рядом.

— В 2021 году меня назначили в военную разведку в Диярбакыр, — говорит майор Эйилмез без предисловий. — На пороге присоединения к ЕЭС мы решили нанести серию стратегических ударов по КРП, [109] чтобы разрушить ее структуру и ослабить позицию курдских националистов до того, как европейское законодательство в области прав человека и национальных меньшинств свяжет нам руки.

109

Курдская

рабочая партия.

— Резонно, — кивает Георгиос.

— Мы тоже так думали, — говорит майор. — Это была очень успешная военная операция.

— Интересно, почему я о ней никогда не слышал.

Паром разворачивается, солнце ныряет под укрытие моста и бьет прямо в лицо Георгиосу. Щедрое жаркое солнце. Он улыбается, ощущая, как растягивается кожа. Старикам положено улыбаться солнцу.

— От любых действий нужно было на сто процентов отказываться во время процесса вступления в ЕЭС, поэтому убийства по политическим мотивам маскировали под бытовые или вообще под несчастные случаи, все операции проводили втайне, действия сил специального назначения камуфлировали под массовые убийства на свадьбах, вы же знаете этих курдов.

— Они в чем-то похожи на греков, насколько я слышал.

Майор Эйилмез опускает голову:

— Прошу прощения, профессор Ферентину.

Теперь солнечный свет падает на лицо; майор закрывает глаза и говорит:

— Лучшее в работе этой дурацкой группы для меня то, что я смог вернуться обратно в Стамбул. Анкара — это сплошная политика. А вот готовить никто не умеет. Нами тогда назначили командовать доктора Дженгиза Самаста.

— О нем я тоже ничего не слышал.

— Я бы заволновался, если бы вы слышали. Доктор Самаст — самый известный в стране эксперт второго поколения по химическому оружию.

— Боюсь, я особо не разбираюсь в военной терминологии.

— Убивать врагов трудно, да и грязная это работа, если честно. Так мы сеем только большую ненависть. Намного умнее и тоньше — превратить врага в союзника.

— Такое мне слышать не стоит.

— Операция «Евфрат» — проект, в ходе которого проводились полевые испытания химического оружия второго поколения на отдельных изолированных общинах. Это вещество состояло из отравляющего нановещества, которое должно было проникать в мозг и модифицировать поглощение дофамина, окситоцина и серотонина. Вы знакомы с этими нейрогормонами?

Два водителя грузовиков в потрепанных рабочих ботинках подходят к ограждению с чашками чая, чтобы посмотреть, как чайки ныряют в воду.

— Насколько я знаю, они, главным образом, влияют на поведение и настроение.

— Это вещество должно было заставлять людей становиться пассивными, нарушать ассоциативные связи, усиливать взаимное недоверие, но в то же время делать их более восприимчивыми к нашей информации.

— Пропаганда.

Майор Эйилмез кажется довольным.

— Профессор Ферентину, вы, как и я, в курсе, что Турецкая Республика не занимается пропагандой. Мы занимаемся маркетингом. В итоге мы выбрали Дивриджан, маленькую изолированную деревушку в районе Шырнак Меркезе провинции Шырнак. На то было две причины. Во-первых, деревушка прославилась как база военачальников КРП, кроме того, она располагалась совсем близко от границы с Ираном, а значит, любые непредвиденные последствия можно списать на радиоактивные осадки с горы Фандоглу. Вы, возможно, помните, что мы разработали план эвакуации жителей приграничных регионов, и существуют ограничения на мясо и сельскохозяйственные продукты из той местности.

— По аналогии могу предположить, что турецкое правительство не занимается и экономическими войнами.

— Разумеется, нет. Пакет с химикатами был доставлен в три часа утра модифицированным беспилотным самолетом, невидимым для радаров. Через четыре часа у всех жителей проявились неврологические симптомы.

— Симптомы?

— Повышенная внушаемость. Стойкие визуальные и слуховые галлюцинации. Они верили в реальность этих галлюцинаций, которые могли проявляться в форме внутренних голосов, как при шизофрении. Кроме того, никто не ставил под сомнение их природу.

— Природу?

— Да, это были религиозные видения. Потусторонние существа. Голоса, говорившие от имени Всевышнего.

— Господи Иисусе, — только и может сказать Георгиос Ферентину. Ему трудно дышать. Легкие и трахея наливаются свинцом.

— Да. Звучит знакомо, не правда ли? Люди видят пери или волшебных роботов, джиннов, карин. Хизира. Я разумный человек. Я не верю ни в джиннов, ни в карин, ни в Зеленого святого. Я бы сказал, что наши друзья, новоиспеченные шейхи, стали жертвами нанобомбы.

— Но как? Зачем? — волнуется Георгиос.

Паром содрогается, когда винт переключается на реверс. Мимо скользят проспекты и причалы Эминеню. Майор поднимается и поправляет китель.

— Прибываем. Думаю, вам пора в машину, пока ваш водитель не разозлился.

Он движется в сторону толпы, которая вываливает на палубу.

— А те люди? Жители деревни? Курды? Что с ними стало? — кричит Георгиос ему вслед. Ушел. Георгиос больше его не увидит. На следующий день место майора будет пустовать, а им зачитают записку с извинениями от майора Октая Эйилмеза. Много работы, другие дела.

Трап опущен. Машины маневрируют, огибая черный правительственный лимузин. Водитель стоит около открытой дверцы, нетерпеливо поглядывая на Георгиоса на верхней палубе.

Мустафа поправляет зеркальные очки на переносице кончиком указательного пальца.

— Мы что, в боевике? — спрашивает Недждет.

Мустафа вставляет чип в замок зажигания. Маленький газомобиль несколько лет стоял в подземном гараже, но завелся с первого раза. Пластиковые чехлы на сиденьях пахнут маслом и жутко электризуются. На всем лежит тонкий слой пыли. На счетчике пробега двузначное число. Недждет понятия не имел, что у Центра спасения есть и свой парк автомобилей.

— Тут такое можно найти, о чем, я думаю, даже сама компания позабыла, — говорит Мустафа, включая батарею люминесцентных ламп, которые освещают бетонную коробку города и двадцать новеньких «фольксвагенов», припаркованных аккуратными рядами. — Я подумывал открыть службу такси, но Сьюзан заметит километраж.

Мустафа рванул по спирали пандуса с включенными фарами, словно бы он спецагент Метин Чок или легендарный Джек Бауэр.

— Отвечая на твой вопрос, — говорит он, когда двери гаража раскрываются перед ним, запуская внутрь клин слепящего вечернего солнца. — В определенном смысле это боевик.