Дом для внука
Шрифт:
— Нет пока. На эту неделю Мигунов составлял, я их видел. — Баховей выбросил окурок в форточку и сел на диван у стола напротив Елены Павловны.
— Тебе сегодня не обязательно по плану, — сказала она. — Первый урок: познакомься, побеседуй о чем-нибудь близком к теме, постарайся их заинтересовать. Они привыкли к Мигунову, учитель он хороший, только не очень строгий в смысле дисциплины. Учти это. Правда, с вечерниками проще: взрослые люди, к учебе относятся вдумчиво, серьезно, какие-то шалости — редкость. Вот задремать могут, устают после работы.
— Понимаю, — сказал Баховей совсем равнодушно.
Со стороны могло показаться
Когда прозвенел звонок и в учительской опять стало людно, он, не привыкший к новому окружению, вышел со своими бумагами в коридор. Елена Павловна проводила его.
Девятый класс был в конце коридора, где возле урны курили несколько мужчин. Заметив подходившего Баховея, они стали с досадой заплевывать и бросать в урну окурки, не спеша потянулись в класс — сердились, что новый учитель пожаловал до звонка, покурить толком не дал. Последними зашли два рослых парня в солдатском обмундировании без погон — один был вылитый Иван Чернов в молодости, второй сильно походил на Парфеньку Шатунова, оба заметно крупнее отцов.
Баховей зашел следом за ними и, услышав, как в коридоре весело залился звонок, плотно притворил дверь.
— Здравствуйте, товарищи учащиеся!
Успевшие сесть вечерники, поднимаясь, захлопали крышками парт, нестройно ответили, стали опять шумно, с неловкостью усаживаться — ребячьи парты были им тесны.
Баховей прошел к столу, положил журнал и учебник, оглядел три ряда наполовину пустых парт. Присутствовало десятка полтора учеников, в основном молодежь, из стариков были хлебовоз райпотребсоюза Сеня Хромкин да управляющий совхозным отделением Трофимов. Женщин училось две: доярка Зоя Мытарина и секретарь райисполкома Юрьевна. Клавдия Юрьевна Ручьева. Должно быть, решила выйти на пенсию с аттестатом зрелости..
Обе сидели на последней парте крайнего левого ряда, на «Камчатке».
— Я буду вести у вас историю вместо Мигунова, — сказал Баховей. — Кто здесь староста?
Поднялся знакомый парень в солдатском обмундировании.
— Я, Чернов Борис Иванович. — Стоять за партой ему было тесно, и он вышел из-за нее, встал рядом, оправил под ремнем гимнастерку, согнав назад складки. — Всего в девятом классе учится четырнадцать человек, присутствует четырнадцать, отсутствующих нет.
. — Мы и по знаниям первые. — крикнула с «Камчатки» Зоя Мытарина, — и по веселью тоже! — Волосы распущены по плечам золотой волной, глазищи горят.
Везет же тебе, Роман Харитонович! То с отцами воевал, теперь детей их перевоспитывай.
— Приятно работать с веселыми людьми. — Баховей сел за стол и раскрыл журнал.
Да,
Ни о чем беседовать ему не хотелось. И вообще ничего не хотелось. Лечь бы сейчас и не вставать никогда больше — такая была усталость. И людей видеть не хотелось, ни этих, ни других. А эти еще хотят что-то от него узнать, пришли после целого дня работы, ждут и следят за ним с интересом и настороженностью. И коллеги учителя так же на него посматривали. Кроме Елены Павловны.
Баховей достал пачку «Беломора», но вспомнил, где находится, и сунул пачку обратно в карман.
— Я хотел бы знать вот что, — сказал он. — За что вы любите историю и что хотите выяснить для себя лично?
— Почему вы решили, что мы ее любим? — Витяй Шатунов даже не сделал попытки подняться с парты.
Его одернул сидящий позади Трофимов:
— Ты, малый, за всех не вякай, мы тебя доверенным не выбирали. Я вот лично историю люблю.
— Митрофан у нас с детства до истории охотник, — парировал Витяй.
Во втором ряду неуверенно высунулась из-за плеча грузчика промкомбината косая рука Сени Хромкина, потом поднялся он сам, худой, длинношеий.
— Мне, Роман Харитонович, интересно само начало жизни, начало всего мира. Особенно про древнего человека. Почему о нем так мало сказано?
— Кто поможет ему ответить? — спросил Баховей вяло. Подождал и, не увидев ни одной поднятой руки, предложил Ручьевой: — Помоги, Юрьевна.
Поднялась тощая, морщинистая Юрьевна, сказала, глядя на Баховея исподлобья, будто одолжение делала:
— Древний человек был неграмотным, он сперва не фиксировал события своей жизни, а потом стал записывать примитивно: наскальные рисунки, клинопись, иероглифы — мало интересного.
Ну да, мало. Тебя бы туда послать, весь древний мир превратила бы в исполкомовскую контору. Ученица! Завтра первым делом доложит Щербинину, как Баховей проводил урок.
— Удовлетворены ответом? — спросил Баховей.
Сеня помотал головой:
— Как. же не интересно, Клавдия Юрьевна, когда древний человек — это наше начало. Если не знаем начала, история может быть неправильной.
— Зато мы знаем середку, — сказал грузчик промкомбината.
— Середка само собой, а вот начало, — не сдавался Сеня. — Если есть начало, будет и конец, а по середке конца не узнаешь.
В классе послышались смешки. Витяй посоветовал справиться о будущем у цыганок или у попа, и Сеня смущенно сел, не понимая, что тут смешного.
Баховей поднял Витяя Шатунова:
— Вы, Шатунов, веселитесь больше всех. Поделитесь-ка своими знаниями.
— Можно. — Витяй заулыбался и, поднявшись, сел на спинку парты. — Человек произошел от обезьяны, как говорил Дарвин, и в то же время, как говорил наш ротный замполит, человека создал труд. А поскольку трудиться никому неохота, появились начальники. Сначала это были самые сильные самцы в стаде, потом самые сильные мужики в древней родовой семье, затем самые умные, хитрые и коварные бабы, поскольку наступил матриархат. Они оказались плохими хозяйками, и власть вскоре опять захватили мужики...