Дом для внука
Шрифт:
6. «О почине соседей».
Ну, почины, известно, поддерживаются, тут и думать нечего. Вопрос один: как? Можно идти след в след за соседями и добиваться высоких результатов теми же способами — эффект будет меньшим, потому что ты всего-навсего последователь, копиист. Можно принять из этого почина только цель, а способы и средства для ее достижения выбрать другие — это уже открытие, завоевание.
Беседа с начальником Сельхозуправления дала немного. Строгий учет своих возможностей и максимум организационных усилий по реализации этих возможностей — ничего нового. Балагуров повез свою делегацию в ничем не знаменитый,
Ответы на этот вопрос давали и секретарь райкома, и председатели колхозов, и рядовые животноводы. В основном с уверенностью, что три плана выполнить можно.
Ответы животноводов были самыми важными. В конце концов от них зависело в основном, будет выполнено обязательство или нет. И они говорили, что выполнить можно. Слабых поросят мы раздаем по домам, объяснял заведующий фермой, и падежа там не будет. Домохозяйки, пенсионеры, старушки разные помогают: даем по три поросенка, двух вырастят, одного оставят себе, за работу. Свинарка объясняла Фене: «Вот у меня в группе оказалось семь слабых поросят, я их взяла домой, днем мать приглядывает, после работы я сама — помою их теплой водичкой, корму на завтрашний день приготовлю».
И последний козырь соседей — закупки у населения. С этим расчетом они и поощряют личный сектор, охотно сдают колхозникам молодняк скота на временное содержание, создали бригады по закупке мяса и масла у населения.
Щербинин сразу, едва Балагуров рассказал на заседании бюро о поездке делегации, заявил, что расширением производства тут и не пахнет. И понес в хвост и в гриву Балагурова: легкомыслие, поверхностность, нет самостоятельного подхода к делу, не учитываете особенности условий своего района, прожектеры... Почти такие же слова, как у Баховея. Закупки у населения — это стихия, это неизвестность, нам надо кормить страну, и мы обязаны поднять производство мяса и молока на такой уровень, чтобы обеспечивать потребности страны. Ежегодно. Всегда.
Правильно, — отвечал Балагуров с улыбкой, — согласен. А как мы построим новые фермы, как механизируем их, не имея средств? Когда мы дадим три плана по мясу и молоку, мы получим большие деньги, получим возможность строить, механизировать, расширять и так дальше, укрепим производство — это самый короткий путь. Мы учитываем особенности своего района и потому занялись утководством.
Наше утководство — это одна совхозная ферма, она еще строится и будет давать 50 тысяч уток. Капля в море.
А мы расширим ее, мы сделаем ее головной фермой района уже в этом году, — неожиданно для себя сказал Балагуров. И сразу поверил, что сделать это можно. Обком поддерживает, средства будут, и значит, ферму можно раздвинуть уже в текущем грду.
И опять Щербинин выставил массу контрдоводов, и Балагурову стало ясно, что убеждения тут не помогут, старик просто не выносит его, и вместе они работать не могут. И не смогут никогда.
7. «Объединение колхоза и совхоза в Хмелевке».
И здесь опять Щербинин против. Между тем от объединения выиграют оба хозяйства. Сейчас они делят рабочую силу, воюют из-за пастбищ на островах, оплата в хозяйствах разная, а село одно, разбирайся с перебежчиками в совхоз, разрешай их споры, смягчай трения председателя с директором.
Раздался телефонный звонок. Балагуров снял трубку. И обрадовался, услышав голос Межова:
— Здравствуйте, Иван Никитич! Привет вам от Ивана Великого в Москве, от самой Москвы...
Балагуров засмеялся.
— Спасибо. Много приветов получал, но от колокольни — впервые! Спасибо, Сергей Николаевич. Ну, как отдохнул? Жену не привез?
— Не едет жена, отказалась... — Межов вздохнул. — А отпуск провел с пользой. Ученых птицеводов повидал, на птицефабрике под Москвой был, автоклав достал для кормокухни. Даже об отгрузке договорился, скоро прибудет. Я расскажу потом подробней.
— Ну, молодец, хорошо! Ты сегодня загляни вечерком. У нас, правда, тут семинарские занятия будут, но ты пораньше зайди, а опоздаешь — потом поговорим, после занятий. Ну, до встречи!
Вот кто может стать правой рукой, и надежная, крепкая будет рука. Колхоз объединим с совхозом, и Мытарин пусть директорствует, а Межову — кресло председателя райисполкома. Правда, Щербинина проводить не так-то просто, хотя здоровьишко у него не ахти.
Зазвонил опять телефон, в трубке кашель, потом хриплый голос Щербинина. Легок на помине!
— Сегодня, кажется, у нас семинар? Я не ошибаюсь?
— Да, сегодня, — сказал Балагуров. — О коллективизации.
— Тему я знаю. Приду.
Балагуров достал из ящика стола тетрадь с записями по этой теме, полистал, вызвал по телефону Ручьева, который готовил доклад для сегодняшнего семинара.
— Ну, как дела, Толя, коленки не дрожат?
— Немножко, Иван Никитич.
Ручьев подал аккуратную папочку, в которой лежали отпечатанные на машинке листки с тезисами доклада. Балагуров опустил со лба очки, стал читать.
— Я и критически пытался посмотреть, как вы советовали, — сообщил Ручьев. — Не знаю, что вышло, трудно очень. Коллективизация — такое событие, что даже сейчас трудно оценить.
— Ничего, не скромничай, получается. Так... Так, правильно... Молодец, Толя... М-м, тут что-то не очень. И насчет правой оппозиции вышло не очень уверенно, поправь.
— Хорошо, Иван Никитич, спасибо. — Ручьев захлопнул папочку и заторопился к себе: до начала семинара оставалось не больше двух часов.
Пойдет у нас дело, пойдет. Зиму прожили неплохо, а весной, по зеленой травке мы еще веселее побежим.
II
Собеседование на теоретическом семинаре о коллективизации прошло бурно. Щербинин поссорился с Балагуровым, назвав его оппортунистом, сердитый пошел домой, пригласив Межова на праздничный ужин по случаю своего дня рождения, о котором он чуть не забыл.