Дом духов
Шрифт:
– Вичай мертв, – прошептал Винсент. Казалось, она его не слышит, и он мягко отстранил ее от себя. – Сегодня вечером в «Африканской Королеве» был пожар. Вичай погиб в огне.
Она его словно не слышала.
– Мне очень жаль, – сказал Кальвино.
Кико прижалась лбом к его груди и молчала. Она не плакала. Словно что-то внутри сломалось, или у нее кончился завод, как у игрушки, она упала и обмякла, прижимаясь к его телу.
– Я видел его до пожара. Он сказал мне, почему оставил героин в доме духов. Это из-за Тик. Из-за того, что они с ней сделали. Я думаю, он действительно любил ее, глубоко внутри.
Винсент долго обнимал ее на балконе. Словно, прижимаясь друг к другу, они могли забыть то, что ждало их за стенами и о чем нельзя было забывать. Потом он отнес ее в кровать. Через десять минут Кико уснула, свернувшись на боку, и прядки ее волос касались его груди. Завтра похороны Бена Хоудли в Ват Монгкут, подумал он; отец и мать Бена прилетели вечерним рейсом из Хитроу. Ратана отправила им по факсу полное расписание церемонии кремации, время и место. Она забронировала им номер в отеле «Дусит Тхани». Утро уже было близко. Затем это начнется. Время личного горя и публичных церемоний. Это будет время счетов. Старик Хоудли потребует рационального объяснения смерти сына. Но рябь горя продолжала расти, охватывала все больше жизней и людей, будто убийство Бена Хоудли было космическим камнем, брошенным в пруд.
Кальвино задремал, думая об игре в сквош с Филипом Ламонтом. Во сне он достал свой револьвер калибра.38 и помахал им перед лицом Ламонта. Его лицо было маской ужасного, яростного, безумного гнева. Затем оно исчезло. В углу корта Винсент увидел свою дочь. Она сидела, скорчившись, и плакала, положив голову на руки. Она была грустной и испуганной. Кальвино бросился к ней, выкрикивая ее имя. Внезапно он очутился по другую сторону от стеклянной стены; колотил в нее руками и ногами, но не мог пробиться к дочке. Он вспомнил происхождение этого голоса; тот доносился изнутри его самого. «Скажи ей, что Вичай мертв», – эхом отдавалось у него в мозгу.
Глава 19
Последний обряд
Пот стекал по лицу и шее Кальвино и крупными дождевыми каплями падал на натертый пол. Ноги у него болели и подгибались, как резиновые, когда он присел в ожидании подачи Ламонта. Филип занес руку над головой и ударил ракеткой по маленькому зеленому мячику, послав его выше красной линии на дальней стенке. Мячик отскочил от стенки высоко в воздух и ушел далеко в левый угол. Кальвино отчаянно ударил ракеткой и, не попав по мячу, врезался в стену. От удара ракетка треснула. Обломки разлетелись по натертому полу. Он наклонился, все еще задыхаясь, и поднял маленький зеленый мячик с желтой точкой посередине, похожей на злой глаз. Она была размером с одну из тех крупных итальянских оливок, которые его бабушка ела в жаркий летний полдень, когда сидела, завернув наверх передник, на переднем крыльце их дома в Бруклине.
– Девять-ноль, старик, – произнес Ламонт с самодовольной улыбкой. – У вас немного усталый вид.
– Возраст, Ламонт, он всех побеждает со счетом девять-ноль, – ответил Кальвино.
Его противник почти не вспотел.
– Сквош поможет сохранить форму. Это жесткий спорт. У него самая большая смертность от сердечных приступов из всех видов спорта для закрытых помещений. Вам следует показаться доктору. У вас лицо красное. И дыхание тяжелое.
– Я выиграл одно очко в пятом гейме, – напомнил Кальвино.
– Да, это правда. Я помню. Когда я споткнулся, – ответил Ламонт.
– Простите, что сломал вашу ракетку, – сказал Винсент, поднимая обломки сломанной ракетки, с которой под странными углами свисали струны, как набивка из головы куклы.
– Вы червяк. Эта ракетка стоила две тысячи батов.
Кальвино отдал ему ракетку.
– Некоторые ракетки стоят дороже, чем другие, – заметил он, вытирая пот с лица полотенцем. – Поэтому вы прозвали Бена «Червем»? Спорт ему не давался и эта кличка была способом уколоть его?
Ламонт взглянул на свой «Ролекс» и, не отвечая, открыл стеклянную дверь.
– Как раз успеем принять душ перед похоронами Бена, – небрежно произнес он, словно речь шла о какой-то деловой встрече.
Когда они вышли, служитель за стойкой бара поставил два стакана и наполнил их водой со льдом. Ламонт сделал большой глоток, вздохнул и оставил сломанную теннисную ракетку на стойке.
– Червь и математику завалил, – заметил Филип.
Он исчез в раздевалке, распрямив плечи и высоко подняв голову, как человек, наслаждающийся своей победой. По выражению лица служителя Кальвино понял, что его внешность не слишком отличается от сломанной теннисной ракетки.
– Еще воды, сэр? – спросил тот.
Пока он наполнял стакан, Винсент заметил на доске за баром ежедневное расписание партий в сквош. Увидел вписанное имя Ламонта, а рядом – имя Кальвино.
– Как долго вы храните эти списки?
Служитель пожал плечами.
– Иногда – одну-две недели. Иногда – два-три дня. Иногда храним. Иногда выбрасываем.
Он достал пачку бумаг из выдвижного ящика и разложил их на стойке. Сыщик быстро пролистал толстую пачку старых ежедневных расписаний партий в сквош клуба. Особенно его интересовало несколько дат, которые застряли у него в голове: дата убийства Бена, убийства Тик и неудавшегося нападения на сад камней гадалки. Он нашел расписание на каждое из трех чисел. Есть! На каждом листе стояло имя Филипа, заказавшего один час игры на восемь часов утра в тот день. Тайское имя Нара стояло в строке напротив имени Филипа.
Кальвино достал влажную, измятую банкноту в пятьсот бат и положил ее на убитую ракетку. Подмигнул служителю, сложил руки и сделал маленький вай.
– Иногда храним, – произнес он, и улыбка служителя стала шире. – Иногда выбрасываем. Лучше никому об этом не говорить. Наша тайна.
– Без проблем, – ответил служитель.
– Когда-нибудь видели Нару?
– Да, видел. Он очень хорошо играет, – с гордостью ответил служитель.
– И очень хороший полицейский, – прибавил Кальвино, следя за его реакцией.
Служитель продолжал улыбаться и кивать, весело и беззаботно, как будто мир – это прекрасное, полное надежд место.
– Очень важный человек, – сказал он.
– Водит серо-стальной «БМВ», – произнес Кальвино.
Служитель поднял большие пальцы обеих рук.
– Очень хороший автомобиль.
Даенг была очень занятой женщиной. Сначала Нара в своем «БМВ», после двенадцати дня, а позже, к вечеру – Филип на «Мерседесе». Это был день немецких автомобилей класса «премиум» на Сой Миа Ной.