Дом-фантом в приданое
Шрифт:
— М-м?
— Когда Парамонов упал с крыши, вы были на площадке между первым и вторым этажом. Что вы там делали?
Это было так неожиданно и так страшно — удар под дых, что Люсинда даже сразу не поняла, что она тоже упала с крыши, как Парамонов.
Олимпиада вышла из кухни и стала в дверях.
Люсинда пыталась быстро придумать, что бы ей такое соврать, но придумать не могла, и было совершенно понятно, что она собирается врать.
— Вы сказали, что ваша тетя смотрела телевизор, а вы вышли, потому что услышали, как Парамонов упал.
Люсинда посмотрела на него с совершенно несчастным видом.
Олимпиада медленно подошла к ней и спросила с изумлением:
— Люська?! Ты что? С ума сошла! Отвечай немедленно!
Но ответить она не успела. В дверь позвонили.
…Жорж Данс отворил дверь и очень удивился, увидев у себя на пороге тетку с первого этажа.
— Здравствуй, милый, — ласково сказала та. — Можно мне пройти-то?
Он подумал и посторонился, пропуская ее.
Она была большая, важная, в расписном балахоне, на котором цвели заморские цветы и порхали заморские птицы.
На столе у него лежала рукопись — та самая! — и еще листочек бумаги, на котором он вел свои подсчеты.
Жорж, потеснив на пороге комнаты тетку, бросился вперед и проворно спрятал и рукопись, и бумажку в стол, задвинул ящик и повернулся к столу спиной и сложил руки на груди.
— Что вам? — сухо спросил он тетку.
Он знал, что она гадает, но позабыл, как ее зовут. Вообще он не любил, когда соседи совали нос в его дела. Кто их знает, что там у них на уме, может, они роман его хотят украсть! Пронюхали, что он должен перевернуть всю русскую литературу, и уже зарятся на его лавры и мировую славу! А может, и вовсе недоброе затевают. Жорж знал, что на гениев то и дело бывают «гонения», и был уверен, что и сам без «гонений» не обойдется, и ожидал их с мученическим смирением и кроткой улыбкой — ему представлялось, что все гении именно так себя ведут.
Но все же лучше от соседей подальше, подальше!..
— Что-то ты грязью совсем зарос, милый, — пропела тетка добрым голосом, а сама так и стреляла глазками по сторонам! Над глазами у нее были нарисованы синие облака — наверное, ей казалось, что это очень красиво, когда веки сверху закрашены синим. — А чего ж это Люсенька не приходит к тебе убираться?
— Никто ко мне не приходит, — высокомерно ответил Жорж Данс и придержал коленом ящик стола с рукописью, который все норовил самопроизвольно выехать. — Что вам нужно?
Тетка еще пооглядывалась по сторонам и спросила заговорщицким тоном:
— А хочешь, я тебе погадаю? Вот прямо сейчас погадаю, касатик! Хочешь?
И, как фокусник кролика из шляпы, выхватила из кармана расписного балахона колоду засаленных карт и длинной лентой перекинула их с руки на руку.
Жорж смотрел на нее с ужасом.
— Да не надо мне гадать, зачем?!
— А
— Да ни на что я не хочу! Не надо мне ничего, зачем вы пришли, уходите! — скороговоркой выпалил он.
— Не уйду, касатик, не уйду, не трясись! — Люба махнула балахоном, прошла мимо Жени, уселась в кресло и положила ногу на ногу. Она была довольно толстой, и сидеть так ей было очень неудобно. Нога съехала и плюхнулась на пол.
— Что вам надо?! — пронзительно закричал Женя. — Уходите!
— А надо мне денег, — сказала Люба деловито. — Дай мне, и пойду я с миром, дорогой ты мой писатель!
Женя пришел в абсолютное умоисступление.
Денег? Каких еще денег? Что ей надо, когда у него шаром покати и он беден, как церковная мышь в приходе попа-пьяницы?! Его роман, величайший в истории человечества, отвергнут, ему не платят ни гроша, и дядя Гоша, который подкидывал ему легкие денежки, в могиле.
Он в могиле по вине тех, что подбираются нынче к Жоржу! Данс знал, что их нет, что все это плод его воображения, фантомы, духи, — и все же он точно знал, что они есть.
Он сам их видел.
Жорж промаршировал к двери и настежь распахнул ее.
— Вон! — заявил он, появляясь в комнате. — Извольте выйти вон!
Вот как сказал будущий классик русской литературы в полном соответствии с оной!
Тетка посмотрела на него и зевнула — кажется, специально, чтобы вывести его из себя.
— Да никуда я не пойду, что ты стараешься-то! — равнодушно произнесла она. — Денег дай, и тогда я пойду.
— Каких денег?! — завизжал Женя, так что эхо отдалось во всем доме и дверь тихонько скрипнула — или за ней кто-то был?…
Но ему некогда было разбираться.
Сейчас он вышвырнет эту змею, эту шпионку, которая заползла в его дом, которая…
Он вплотную подошел к креслу, но решительно не знал, что делать дальше. Как именно он станет вышвыривать шпионку и змею?! Он, наверное… того… не справится сам, наверное. Она тяжелая вроде и сильная, вон какая откормленная по сравнению с худосочным Женей!
— Ну чего ты визжишь? — спросила тетка. — Я ведь все знаю. Все-все про тебя знаю. Мне карты рассказали, — добавила она, сделав непроницаемое лицо, и сунула руку в карман, словно для того, чтобы карты «сказали» ей что-то еще.
Это она про роман, понял Женя. Она пришла, чтобы украсть роман, продать его и нажиться. Вот о каких деньгах идет речь! Чертова дура догадалась о том, что собой представляет его роман, и о том, что он должен перевернуть судьбы, с него должна начаться новая эпоха!..
Он не отдаст свой шедевр! Он будет биться за него до конца, до самой погибели, но не отдаст, потому что это — единственное, что у него есть, потому что у него отняли все остальное, даже театр студенческих миниатюр, даже Петербург и даже имя, а его прозвали гадкой кличкой Жопа!