Дом на горе
Шрифт:
Животные молча взирали на меня. Корова меланхолически пожевывала. Свинья повернулась к козлу и издала несколько неразборчивых звуков. Козел проблеял и ответ. В таинственный разговор вступила корова. Она не мычала, а проборматывала что-то глухое, тяжеловесное.
Животное с рогом открыло огромную пасть и внятно произнесло:
— Ахх-харра-ха!
— Ггы! — выговорил козел.
И снова они уставились на меня. Мной овладело странное оцепенение. Я не боялся, но и не мог встать, топнуть ногой, прикрикнуть.
— Ox-хор! — произнес единорог.
Животные отодвинулись и растаяли в белесых пластах. Все в том же оцепенении я просидел еще несколько минут, не в силах понять, что за причудливое видение посетило меня.
Когда я подходил к даче, смолкла музыка. Хлопнула дверь машины, и зафырчал мотор. Мимо меня прополз белый «Москвич», за рулем сидел доцент Паша. Он метнул на меня горестный взор. «Пошла Стелла на базар и купила самовар» — пронеслось у меня в голове. «Москвич» провалился в тумане.
На веранде пили чай. Позвякивали ложечки. Молча сидели хозяева, два киношника, Роман, Юля и Маша. Я поднялся по ступеням. Никто не сказал: «Вот и Митя». Никто на меня не взглянул. Роман вжался в кресло. Я невольно остановился. В оранжевом пятне света на столе лежала моя тетрадка. Внутри все оборвалось. Николай Гаврилович отложил ложечку.
— Так, — сказал он. — Что же это получается?
Рядом с тетрадкой я с ужасом увидел разбросанные письма.
— Я не хотел, — прошипел Роман, — ты же сам сказал, что в тетрадке…
— Выходит, ты вовсе и не тот, за кого себя выдаешь, — сказал Николай Гаврилович. — Сбежал из интерната, прячешься.
— Нашел, где прятаться, — проговорила Лидия Васильевна. — Этого нам еще не хватало. Чтобы милиция пришла.
Краска мучительного стыда и отчаяния залила мое лицо.
— Какое вы имели право… — пробормотал я. — Это мои письма.
— А это тоже твое? — Николай Гаврилович приподнял конверт. — Мы и не собирались копаться в твоих вещах, Роман взял тетрадку, а оттуда посыпалось.
— Сам сказал… — прошипел Роман.
— Ну посыпались, — продолжал Николай Гаврилович. — Обратно стали совать. Но Маша увидела свое письмо. Что же ты не отправил? Да еще вскрыл… Тут мы и заинтересовались.
— Я не интересовалась, — отчетливо произнесла Маша.
— Какое имеет значение, кто? Важно, что Дмитрий Суханов интернатский беглец. Что же это получается?
— Это все ты, Роман, — сказала Лидия Васильевна. — Вечно твои причуды. Товарищ по лагерю. Сплошное вранье.
Внутри меня все билось, дрожало. Горький ком подступал к горлу, Я задыхался.
— Так, — сказал Николай Гаврилович. — Как нам быть?
— Уно моменто! — вдруг завопил Роман. — Уно моменто!
Он выскочил из-за стола и кинулся к клумбе. Все удивленно привстали.
— Уно моменто! — кричал Роман.
В клумбе что-то треснуло, пискнуло, и оттуда выстрелил синеватый сноп искр.
— Фейерверк по системе Циглера! — крикнул Роман.
Трещало, брызгало. Все вокруг озарилось мертвенным светом.
— Сумасшедший, — сказала Лидия Васильевна. — И друзей себе таких ищет.
Внезапно меня прорвало.
— Да! — крикнул я. — Сумасшедший! Да, я сбежал с Горы! Да, я сирота, у меня никого нет! Я никому не нужен! Вызывайте милицию, я ей тоже не нужен! — Слезы покатились из глаз, но я продолжал выкрикивать: — Может, вы думаете, я вас обокрал? Идите считайте! Деньги и золотые кольца! Вот вам! — Я вывернул карманы. — Составьте счет, на сколько я вас объел! Вырасту, заплачу! Да, я сбежал с Горы! А сиротой остался из-за вас, несчастный Сальери! Думаете, я вас не узнал? Вы Сальери! Вы погубили моих родителей! Завистник! Вы присвоили себе чужие труды! Пусть я буду трижды несчастен, но не стану таким, как вы!
— Что он мелет? — изумленно проговорил Николай Гаврилович.
— Мели, Емеля! — закричал я. — Пошла Стелла на базар и купила самовар! Ах-харра-ха!
Сквозь мертвенный трепет фейерверка они смотрели ил меня с веранды, как рыбы из аквариума. Внезапно мелькнуло острое пламя и грохнул самый настоящий взрыв. Роман отскочил от клумбы. Отчаянно залаял Бернар. Я кинулся бежать.
— Проклятье! — кричал Николай Гаврилович. — Что здесь творится! Они решили поджечь дом!
— Митя! — крикнула Маша.
Но я бежал, рыдая и ничего не видя перед собой. У самой реки я натолкнулся на человека. Он посторонился, пропуская меня. Это был преподаватель Атаров.
— А вы презренный Барон! — крикнул я на ходу. Презренный!
Я бежал, спотыкаясь и падая. Все кончено, кончен Я погиб, я пропал. Все кончено. Кинуться в реку, наглотаться воды до забвения. Да, я с Горы. Я сирота, никому не нужен. Но как вы смели читать мои письма. Да, я не отправил конверт. Я трус. Я никчемный человек. Я приношу одни огорчения. Но разве я виноват. Где моя мама? Где мой отец? Почему я остался один Маша, Маша, любимая, прощай навсегда! Как я буду жить и зачем? Только в надежде увидеть тебя черпал я силы. Теперь все пропало. Я бежал, выкрикивая сквозь слезы проклятия, мольбы и угрозы.
На мосту через Виру стоял белый «Москвич». Открыв капот, доцент ковырялся в моторе.
— А, беглец, — сказал он. — Куда?
— Не знаю, — ответил я.
— Садись. — Он захлопнул крышку мотора.
Я сел в кабину. Мне было все равно.
— С Горы, говорят, сбежал? — Паша нажал стартер. Мотор заработал.
Я молчал.
— На, утрись. — Он подал платок. — Главное, никогда не теряться.
Машина, подпрыгивая, покатила с моста.