Дом на солнечной улице
Шрифт:
Перед его отъездом мы все собрались в доме ака-джуна. Азра приготовила на обед фесенджан – королевское карри с соусом из молотого грецкого ореха и граната, подаваемое с шафрановым рисом басмати – знак радостного праздника в персидской традиции. Кроме меня, все любили это блюдо. Мы расселись на ковре вокруг прямоугольной скатерти, которую Азра расстелила в гостиной. Ака-джун сел у короткого конца, опираясь на шелковые вишневые валики у стены. Баба сидел напротив. Это был первый раз после истории с луной, когда баба и Реза оказались в одной комнате. Хоть они и сохраняли дистанцию, обращались они друг к другу с уважением. В доме была атмосфера нервозности – все суетились и беспокоились, стараясь, чтобы отъезд папы прошел гладко.
Ака-джун налил половник фесенджана на рис у себя на тарелке и сказал:
– Даст то панджат дард накуне, Азра-ханум [11] .
– Спасибо за фесенджан, Азра-ханум. Очень вкусно, – сказал баба. Он передал миску с карри сидящей рядом маман.
Мы с Мар-Мар сидели тихо, пока все нахваливали Азру за приготовление вкусного гранатового соуса.
– Так когда, по-твоему, дети смогут присоединиться к тебе в Америке? – спросил ака-джун.
– Как только найду приличное жилье, я дам вам знать.
11
Выражение буквально переводится как «да не заболят твои руки и пальцы», употребляется, когда хотят выразить благодарность за работу. – Прим. ред.
Лейла и Саба сидели рядом с мамой, почти расправившись с едой. Кудри у Лейлы были собраны резинкой на макушке. Она отодвинула тарелку и сказала:
– Здорово было бы поучиться в Америке. Я слышала, у них там отличные школы.
– И что в них такого хорошего? – спросил Реза.
– Одна моя подруга планирует туда ехать. Она говорит, там огромные библиотеки, большие ресурсы для исследований и отличные инструкторы, – сказала Лейла.
– В Иране школы будут даже лучше, иншалла, – сказал Реза. Он с уверенностью кивнул, продолжая жевать.
– Кто знает, что будет дальше в этой стране, – сказала Лейла. Она кивнула на тумбочку с телевизором в углу гостиной. – Завтра могут закрыть университеты, как уже закрыли старшие и младшие школы. Все теперь такое непредсказуемое.
Весь 1979 год из-за беспокойной обстановки в стране школы то закрывали, то открывали. Два дня мы ходили в школу, три сидели дома. Мне нравилось ходить в школу, потому что каждый день мы учили новые буквы. Но мне также нравилось сидеть дома и играть с Мар-Мар.
– Так будет не всегда, – сказал Реза. Он положил ложку на тарелку и скрестил руки на груди. – Движение имама Хомейни принесет равенство и справедливость стране. Наши ресурсы будут тратиться на людей Ирана. – Он развел руки и постучал пальцами по скатерти. – Деньги от нефти будут идти нам на стол, на помощь людям, на развитие университетов в Иране. Он не позволит американцам воровать нашу нефть.
На мгновение все замолкли. Баба отложил ложку и глубоко вздохнул. Он всегда ел терпеливо, и на тарелке у него оставалось много риса. Маман наклонилась за графином с айраном. Тишину нарушил стук ложки в графине, а затем бульканье, когда она налила стакан айрана баба, а затем передала тот ему. Баба проигнорировал слова Резы и повернулся к ака-джуну.
– Надеюсь только, что с девочками все будет в порядке.
Ака-джун поднял несколько рисинок, что рассыпались по скатерти, и бросил их на свою пустую тарелку.
– Иншалла, не переживай за них.
– Но мы будем скучать по совместным ужинам, – сказала Азра. Она покачала головой и прикусила тонкую губу, напоминая нам всем, что это последний.
– И по другим вещам тоже, – сказал Реза и повернулся к баба, – ты ведь не увидишь рассвет свободы в Иране!
– Иран всегда был свободен, – терпеливо сказал баба.
– Салават беферестин [12] , – сказал ака-джун. Он отодвинулся от стола и снова оперся о валики. – Реза-джан, он уезжает сегодня ночью. Дорога дальняя. Не лучшее время для разговоров о политике.
Маман наклонилась над скатертью и собрала пустые тарелки. Звон посуды оборвал споры Резы. Она поднялась с пола с тарелками в руках и направилась к двери гостиной. Открыв дверь ногой, она оглянулась на ака-джуна и баба.
– С нами все будет хорошо, – сказала она. – Не переживай за нас.
12
Хватит спорить (перс.). – Прим. ред.
Ака-джун засмеялся.
– Пир ши дохтар [13] . Уверен, все будет в порядке.
Баба и Реза больше не спорили. Лейла и Саба собрали приборы, сложили углы скатерти и унесли ее в задний садик у кухни. Голуби в это время года любили склевывать оставшийся рис.
После ужина мы сели в гостиной рядом с ака-джуном, чтобы послушать сказку о Камар аз-Замане. Но я не могла сосредоточиться на его рассказе. Я слышала, как баба в холле говорит «нет» на то и это, уговаривая маман не перебарщивать с вещами в и так трещащих по швам чемоданах. Азра принесла в качестве прощального подарка несколько пакетов с домашними сушеными финиками и курагой. Она спрашивала маман, нельзя ли впихнуть их между одеждой.
13
Выражение благодарности, которое обычно используется пожилыми людьми, чтобы поблагодарить более молодых, буквально означает «я желаю тебе состариться», то есть прожить долгую жизнь (перс.). – Прим. ред.
Я представила, что баба потеряется точно так, как принц Камар аз-Заман, который последовал за птицей, что унесла его рубин в кусты, и был разделен со своей возлюбленной невестой. Мне до боли хотелось пойти к баба, обвить его шею руками и в последний раз перед его отъездом нащупать шрам. Прежде мы никогда не разлучались дольше, чем на неделю-другую.
– Ака-джун, – сказала я. – Можно мне пойти в холл?
Он прервал чтение и с удивлением взглянул на меня.
– Ты разве не хочешь узнать, что случится с Камар аз-Заманом?
– Баба потеряется?
Он засмеялся, когда понял, чего я боюсь.
– У нас есть телефоны, у нас есть карты, мы не теряемся, как в старину. – Он погладил меня по волосам и убрал пряди, которые свисали на глаза. – Но, если хочешь идти к отцу, иди. Сказку дочитаем потом.
По ковру в холле была разбросана одежда, разноцветные упаковки еды и книги, которые баба планировал взять с собой. Маман пересобирала чемоданы, пытаясь найти в них свободное место. Я перепрыгнула через беспорядок и пересекла комнату, чтобы подойти к баба. Он сидел на первой ступеньке лестницы.