Дом последней надежды
Шрифт:
— В таком случае, нам следует поторопиться, если мы и вправду хотим что-то продать?
Именно.
До ярмарки оставалось четырнадцать дней. Много. И вместе с тем — ничтожно мало…
Глава 10
На следующий день произошло еще одно событие, которое заставило всерьез задуматься о том, что же, собственно говоря, ждет нас.
…началось все с гонца.
Взмыленный паренек с обритой налысо головой, одетый в лиловый и желтый цвета, кулаком постучал в ворота дома. А после на всю
— Послание для госпожи Иоко!
Голос его спугнул голубей, на которых охотилась пятнистая соседская кошка. Кошка, огромная, слишком крупная для домашней — может, недаром Мацухито подозревала ее в неладном — рассерженно зашипела, будто плюнула на ворота. Но мальчишку это не испугало: он запустил в кошку камнем — естественно, не попал, и закричал еще громче:
— Госпожа Иоко!
Они были знакомы.
Смутно.
Каждый месяц он приходил и кричал, беспокоя не только кошку, но и соседей, и без того не слишком-то довольных нашим присутствием. Он кидал камни и однажды помочился на ворота, выказывая всю степень уважения к моей персоне…
Он был нагл.
И по-подростковому самоуверен. Но это не мешало ему приносить кошелек в целости и сохранности. Впрочем, Иоко, даже зная, что ни один из слуг Наместника не рискнет обманывать его столь нагло, медленно пересчитывала деньги, порой проверяя их на зуб.
И паренек стоял.
Ждал.
Пританцовывал от нетерпения: в его сумке была не одна дюжина таких вот, зачарованных на крови кошельков, открыть которые могли лишь те, кому деньги были предназначены.
Я высыпала монеты на тарелку и молча протянула кошель мальчишке.
— Есть хочешь? — спросила, глядя на горсть серебра, которую мне предстояло использовать наилучшим способом. Знать бы еще каким.
— Есть? — он нахмурился.
— Лепешки. И вяленое мясо. Будешь?
Гордость в нем боролась с голодом. У Наместника, полагаю, хорошо кормили, но мальчишка пребывал в том возрасте, когда съеденное переваривалось быстро.
— Постой здесь, — я развернулась и направилась к дому.
— Госпожа! А… а деньги?
— Ты же присмотришь за ними?
…я надеюсь, ибо не хотелось бы заниматься поиском монет в чужих карманах. Впрочем, памятью Иоко обладала отменной, а монет было не так много, чтобы исчезновение нескольких осталось незамеченным.
Я вернулась с хлебом и мясом, которые протянула гонцу.
— На. И не трогай больше кошку, а то вдруг и вправду бакэнеко?
…деньги мальчишка не тронул.
И настроение поднялась. Я передала чашу с серебром Шину, которая глянула на меня как-то… странно?
— Вы уверены, госпожа?
Я пожала плечами.
— Ваша матушка… посетит нас сегодня, — Шину тронула монетки пальцем и протянула чашу мне. — И возможно, будет недовольна…
И вновь я чего-то не знаю.
Не помню… и хорошо, что колдунов и одержимых здесь не сжигают. Это я уже успела выяснить.
— Возьми. Нам они нужнее.
Если я правильно помню, то матушка Иоко отнюдь не бедствует. У нее огромный дом, слуги и отцовские
Монеты Иоко помнит.
Она помогала пересчитывать их, укладывая ровными рядами в специальные шкатулки. В одну помещалось ровно две тысячи монет. И седовласый поверенный пробегался пальцами по ребрам, то ли пересчитывая за Иоко, то ли просто наслаждаясь этим прикосновением. Он, облаченный в стеганый халат старого кроя, казался обыкновенным, этот старик, на чьем поясе висело семь печатей, а шапку украшал нефритовый шар.
…и матушка старалась быть с ним любезной.
А он на нее не смотрел. И на меня не смотрел. На золото только. И мутноватые глаза его оживали.
— Драконий выблядок, — сплюнула мать, когда старик переступил порог. И Иоко показалось, что она услышала такой ехидный смех…
…нет, матушке денег хватило бы до конца ее дней.
…но почему лишь матушке?
Плохо не знать законов. Очень плохо. Я пыталась вспомнить те свитки, которые Иоко читала. В них ведь должно было быть хоть что-то по правам наследования? Ведь вопрос весьма и весьма актуальный…
…я не успела.
Ее принесли в паланкине.
И высокий слуга с трещеткой шагал впереди, распугивая уличных мальчишек и голубей. Впрочем, на нашей улочке ни тех, ни других не водилось, а потому голос его:
— Дорогу госпоже! — лишь беспокоил соседей.
Паланкин внесли во двор.
И бережно поставили на террасу. Скользнул в сторону шелковый полог, расшитый вишней… кажется, новый, во всяком случае Иоко такого не помнила. Ступила на доски махонькая ножка в зеленом башмачке. И слуга поспешил подать руку, не позабыв набросить на нее черный кусок материи.
…матушка Иоко некогда была красива.
Она в совершенстве владела искусством рисования лица и теперь, спустя годы, лишь преуспела в нем. И наверное, по местным меркам это было красиво. Я же видела перед собой не лицо, но маску.
Белоснежную.
Ровную.
Ни одна морщинка не смела портить этой лакированной глади. Высокая прическа — подозреваю, искусственного происхождения — радовала глаз обилием украшений.
И Иоко стало… неудобно?
Цубуши-шимадо пристало носить юным девушкам, но отнюдь не дамам, разменявшим сорок весен, чересчур уж игриво и…
…три гребня-куши.
Шнуры из золотых нитей.
И полупрозрачные низки бисера, которые поблескивали и переливались при каждом движении головы. Заколки-канзаси из шелковых лент. Всего этого слишком уж много. В этом великолепии лицо ее кажется маленьким.
А красный рот и вовсе точка.
Глаза…
Где-то теряются. А вот брови — две нарисованные точки у самой линии волос. Идеальные по форме, но… смешные?
Именно. Я поняла, что та часть меня, которая все еще была далека от этого мира, готова расхохотаться, а это было бы невежливо. И потому я позволила Иоко сгорбиться, глядя на собственные ее ботинки.