Дом последней надежды
Шрифт:
Я подтвердила, что не имеет.
Не хватало еще в чужих вещах копаться.
— И сейчас… она уходит не только к жениху. У нее много дел, и боюсь, не все они к нашей пользе.
Птички, осмелев, спустились ниже. Одна перепорхнула на беседку, устроившись на расстоянии вытянутой руки. Она крутила головой, разглядывая нас круглыми бусинками-глазами. Следит для тьерингов?
Или…
Не стоит думать о дурном. Вряд ли избраннику мертвого бога есть дело до женских сплетен.
— Вы… и Юкико… она скоро уедет… Мацухито,
Птичка заверещала и поднялась.
— Это не так важно… я ведь могу жить и одна… вышивать и продавать вышивки… получать деньги… я соберу достаточно, чтобы заплатить колдуну… и быть может, тот поправит мои ноги, если не сделает их нормальными, то хотя бы от боли избавит. Это много… много больше, чем я ожидала. А он говорит, что я красивая. И предлагает свой дом.
Вот так сразу и предлагает? Быстро, однако… подозрительно быстро, я бы сказала. Но молчу.
А Кэед продолжает.
— Он сказал, что… дом большой… и ему нужна хозяйка… он приведет исиго, лучшего из тех, что в городе есть… а если он не поможет, то заплатит другому, который самого Императора лечит…
Да, и вправду похоже, будто гражданин хороший в порыве пламенной любви луну с неба обещает. А что, вон она, близехонька, в каждой луже отражается — бери, не хочу.
И некоторые ныряют.
С головой.
А после выплывают, грязи нахлебавшись. Если выплывают вовсе.
— Не спеши, — я погладила руку Кэед. — Если он и вправду серьезен, то не отступится. А исчезнет… так тому и быть. Ты и вправду красива, просто красота бывает разной.
Иоко бы рассказала….
…многое бы рассказала. Об очаровании осеннего листа, который ярок красками, но все равно не сравнится с хрупкостью новорожденного ростка. Об оттенках увядания и торжестве жизни… о воде и пламени, многообразии всего и вся… она многое знала о красоте из правильных книг.
Как и сама Кэед.
— Я… знаю, — тихо произнесла она, окончательно успокаиваясь. — Просто… он тоже знал… он побывал дома… и говорит, что мой отец продал старый дом. Тот, в котором бабушка жила… и ее мать… и та самая прапрабабушка, прибывшая из земли Хинай… как он мог?
Думаю, с легким сердцем, если цену дали хорошую.
Да, здесь чтут заветы предков, но дело в то, что те люди не были его предками. А память о старухе, оставшаяся в каждой вещи, в стенах этого дома, изрядно докучала.
…и не только о ней.
— Старшую из моих сестер уже сговорили… ей пятнадцать… она, должно быть, красива, если нашелся жених, который готов заплатить выкуп. Он и свахе дал десять золотых… десять…
— Хочешь, мы заплатим двадцать?
— За что? — вполне искренне возмутилась Иоко. А я пожала плечами: душевное спокойствие дороже денег. — Нет… это как-то… неправильно. Просто обидно… они готовятся к свадьбе. Осенью будет, но приданое уже
В этом дело?
В вещах?
Или… добавляет обиды… и кто ты, господин прекрасный, купивший — будем честны — право стать гостем в доме своем за свиток с печатями. Простой чиновник?
Сомневаюсь.
— Две дюжины кимоно… моя бабушка готовила их… есть те, которые состоят из семи… из двенадцати платьев… каждое чуть светлее другого, но носить их надо вместе… мне позволили забрать любимые, но про сундуки я просто не вспомнила.
Она сжала кулачки.
— И про украшения… они одной достанутся или между всеми разделят?
— Тебе это важно?
Глупый вопрос.
И… я, конечно, могу сопроводить ее к новому дому отца, но… что это даст?
— Он сказал, что по закону, если я отыщу свидетелей, которые подтвердят, будто вещи принадлежали мне, их должны будут вернуть… приданое не может быть наследством, а значит… — она сглотнула слюну и призналась. — Я отказалась. Я… дура?
— Нет.
— Мне страшно стало… я не хочу в суд… их видеть. Они скажут, что я лгунья и плохая дочь… наверное, я действительно очень плохая дочь…
— Хорошая.
— Вы не знаете…
…почему-то вспомнился мужчина со страшными глазами. И вот как мне предупредить соседку? Извините, мы с вами не слишком ладим, но так уж получилось, что я оказалась в курсе ваших тайных дел? И знаю, что под полом вашего дома догнивает тело старушки? И надо бы вернуть его… а заодно уж опасайтесь собственного мужа, которого считаете никчемным.
Он уже убил однажды.
И ему понравилось.
Что-то, чувствую, после такой речи меня, как минимум, ненормальной объявят, а то и… я потрогала шею. Как бы наш соседушка цель не сменил.
— Я… я в какой-то момент была готова согласиться. Я хотела отправиться… я бы нашла свидетелей. Это легко на самом деле… и забрать вещи. Так, чтобы все их новые соседи видели… наверняка, им не рассказали про меня… сделали вид, что меня вовсе нет!
Крик спугнул пташек.
Впрочем, не настолько, чтобы они вовсе исчезли. Лишь перепорхнули с ветки на ветку, а спустя мгновенье, решив, верно, что смогут улететь в любой момент, перебрались ближе. Этак я поверю, что они и вправду следят.
— А тут я… я бы… — она закрыла лицо руками. Снова слезы? Или… — Мне не жаль вещей… я понимаю, что смогу создать новые… с вами или без… раньше я думала, что вышивка — это просто еще один способ стать особенной…
— Почему нет?
— А теперь знаю, сколько стоят мои работы… и хочу, чтобы он тоже знал… чтобы понял, что мне не нужны его деньги, что я сама по себе…
…драгоценность.
Несостоявшаяся наложница Императора и, быть может, императрица, оказавшаяся вдруг вместо Золотого города, в деревянной клетке. Птичка-невеличка… только крыльев лишенная.