Дом толерантности (сборник)

Грешневиков Анатолий Николаевич

– Ты что? На драку нарываешься? – цыкнула на него жена Галина.

– Сразу уж и драка, – заворчал Виктор. – Не одни же они в доме живут, пусть потише себя ведут.

– Мне они не мешают. Пошумят, угомонятся.

– Нет уж, гулянка у них затяжная, – встряла в разговор Маша. – Я вчера до утра заснуть не могла.

– И у меня сердце долго ныло, – поддержала дочь мать.

– Вот видите, это – уроды, и незачем к ним идти, – холодно и спокойно сказала Галина. – Давайте сами музыку включим.

– Глупо, – огрызнулся Виктор. – Мы же не заглушим их музыку. Дядя Алексей, давай спустимся к ним. Как мы дальше будем сидеть, вон какой гром идет.

– А откуда

приехал этот парень, Маша? – спросил, растягивая слова и поднимаясь из-за стола, Алексей Константинович. – Мне показалось, что с Кавказа?

– Вахтерша сказала – откуда-то оттуда.

– И что ты ему и его абрекам скажешь? – зло выпалила Галина своему мужу. – Забыл, как позавчера в новостях рассказывали про изнасилованную и задушенную кавказцами девушку? Забыл? Да им никто не указ…

– Выходит, мы должны сидеть при балагане? Они испортят Маше день рождения.

– Не испортят, вы не обращайте на них внимания, вот и все, – махнула рукой Ольга Владимировна, отрезала кусок пирога и начала есть.

– А мне уже начинают портить настроение, – не унимался взъерошенный Виктор.

– Ладно, Виктор, подождем еще десять минут, если не успокоятся, то вместе сходим, – поддержал позицию смельчака Николай Степанович.

Мужики потянулись к бутылке, решили отвлечься, поговорить… И тут в дверь тупо и гулко кто-то постучал. Следом продолжительно и нагло задребезжал звонок.

Ольга Владимировна зашуршала тапками, направилась открывать дверь. Хозяин отложил вилку, приподнялся из-за стола и побрел следом.

В коридоре стоял знакомый усатый парень с влажными глазами. Именно о нем только что шел разговор. В одной руку у него торчала бутылка пива.

– Извините, – вежливо раскланялся Анзор. – Добрый вечер. А можно позвать Машу?! Она ведь здесь живет, мне на вахте сказали…

– На вахте вам, молодой человек, многое могут сказать, – неприветливо заворчала Ольга Владимировна, и, не дожидаясь ответного слова, повысила голос, дабы приструнить наглеца. – Тем более, для вас здесь никакая Маша не проживает.

– Меня Анзором зовут. Я хотел только лишь познакомиться.

Дверь распахнулась шире. В нее просунулся Николай Степанович.

– Кто же вас, Анзор, научил таким непутевым образом знакомиться с девушками?! – выпалил он сходу строго и резко. – Идите домой, и сделайте, пожалуйста, потише музыку. Вы нам мешаете отдыхать.

– У вас тоже музыка играет.

– Вы правы: у нас играет…. А вот у вас она орет, как сирена. Сейчас вы соседей всех поднимете…

– Ладно, я понял… Музыку выключим, убавим. Извините.

Хозяйка захлопнула дверь перед носом наглого парня.

– Во-о молодежь пошла, – вздохнул тяжело Николай Степанович. – Пришел, позвал и девушка, как кролик на удава, должна идти к нему в пасть.

– Плохой из него ухажер, – махнула на дверь рукой Ольга Владимировна. – Еще раз покажется, я ему все желание отобью…

Гости, безусловно, слышали разговор в дверях. Чтобы разрядить обстановку, хозяин усадил жену за столом и многообещающе заявил:

– А помнишь, Оля, как в первый же день нашего знакомства я сходу отбил тебя у многочисленных ухажеров!? Ни одного шанса им не оставил.

– Сочинитель, – улыбнулась жена. – Ты ни у кого не отбивал меня, еще и ухаживать не начинал, а вот тебя тогда побили очень крепко, ребро сломали.

– Интересно, интересно, – подстрекающе заявила Маша, подвигаясь на стуле к отцу.

Николай Степанович взял гитару, поморщился при очередном грохоте, примчавшемся от соседей, и, неторопливо перебирая струны, начал рассказ. При этом не выпускал

из поля зрения лицо жены – длинное, с широким лбом и большими умными глазами. Изредка он ловил ее взгляд на себе. Она была все та же – сосредоточенная, по-детски беспомощная, её тонкая шея трогательно выглядывала из-под отвернутого воротника строгого платья.

– Конечно, все происходило иначе. Помнится, в нашем отряде появился новичок. Смуглолицый блондин – Борис Андриенко. Моторист из соседнего поселка. Общительный. Красавец. Девки искали с ним дружбы. А он беспробудно пил. И его имя постоянно ассоциировалось с непрекращающимися ни на день скандалами.

– Он рос без отца и матери, недополучил домашнего тепла, – добавила Ольга Владимировна.

– Одна лишь Оля, наша молчаливая повариха, сочетание простосердечия, ума и твердости, день за днем отказывала Борису в ухаживании. Тот не сдавался. Одевался с особым шиком: на затылке шляпа, брюки у щиколоток нелепо сужены, темно-малиновый шарфик на шее… Пацаны из поселка побаивались его. Он был агрессивен, мог ударить без предупреждения. Ему всегда надо было привлечь к себе внимание. Однажды Оля прилюдно отпихнула Бориса и побежала из столовой на улицу. Малиновый шарфик за ней. Орет, матерится, угрожает… Оля спряталась за спину проходившего мимо Эдика Савельева. Самоуязвленный Борис сбил его с ног, ударил ногой в лицо. Ребята вместо того чтобы остановить избиение, стояли, как вкопанные. На их глазах бешеный моторист наносил нешуточные увечья их товарищу, а они продолжали молчать. Я подбежал к корчившемуся от боли Эдику, отбил его, оттащил в сторону… И тут получил несколько ударов поленом по боку. Очнулся в допотопном фельдшерском пункте…

– Ребята тебя и отнесли к врачу.

– Да какой она врач?! Хрупкая девчонка, отроду восемнадцать лет… Укол, и тот не могла вколоть. Ты мне их и делала.

– На нем я не могла живого места найти. А этот урод принес в суд положительные характеристики, с него взяли подписку о невыезде. Смотрю как-то, а он гоголем вышагивает по улице… Ну, я ему по роже и съездила.

– Ей выписали тогда административный штраф. Смеялся весь отряд… Ну, а у нас любовь началась. Оля забрала меня к себе домой. У фельдшера лежать было нельзя, да и лечить, ухаживать за мной было некому. Вначале она покорила меня борщами и котлетами, затем ее мама завоевала мое сердце, проявив удивительную чуткость. Я не раз слышал, как соседка приставала к ней с глупой остротой и пошлыми намеками… Потом язвительно шептала, что я много ем, а у Оли денег не хватает даже на себя. А однажды она заглянула ко мне, окинула тяжелым взглядом и пробормотала, что мое присутствие в доме Оли опасно для ее репутации, что, мол, весь поселок шепчется, спрашивает, не спим ли мы тут вместе? Не успел я разгневаться, послать старушку подальше, как зашел начальник отряда. И опять началась та же песня про нравственное падение. Осада оказалась плотной, и я попросил начальника отправить меня вертолетом в райцентр, в больницу. Только я улетел, как Оля следом за мной пожаловала. В райцентре мы и поженились после выписки…

– Через месяц расписались, не сразу, – добавила Ольга Владимировна.

– Выходит, у нас мама отца нашла, влюбила в себя, а не наоборот?! – ревностно съязвила Галя.

– Загадка кроется в ином, – подала голос старшая сестра Лиза, замкнутая, отличившаяся за вечер тем, что не проронила почти ни одного слова, и постоянно накручивающая на указательный палец локон густых волос. – Любовь достигает вершин там, где есть жертвы. Не устроил бы Борис драку, не пожалела бы мама отца, и любовь могла пролететь мимо.