Дом Весталок
Шрифт:
– На рынок пошли, – прошептала старуха.
– Всегда выходят в это время. Малышка такая серьёзная. На мать совсем не похожа – та светлая. А девочка вся в тётю, как две капли воды.
– В тётю? Не в отца?
– И в него, конечно же…
Я ещё немного поболтал со старухой, а потом заспешил за вдовой. Я надеялся. Что мне удастся поговорить с ней; но великан-телохранитель ясно дал понять, что мне не следует приближаться. Понаблюдав, как вдова делает покупки на мясном рынке и убедившись, что поговорить
Луций и Корнелия заторопились мне навстречу, едва раб доложил о моём приходе. Лица у обоих были вытянувшиеся и измученные.
– Он опять был здесь, - сказал Луций. – Ночью.
– Прямо в моей спальне, - сказала Корнелия. Лицо её было белее мела. – Я проснулась среди ночи от вони – от страшной вони – и увидела это! Я хотела вскочить, хотела закричать, но не могла ни пошевельнуться, ни слова произнести – оно заколдовало меня; у меня язык словно прилип к гортани. Оно опять сказало: «Теперь ты». Потом оно вышло в коридор.
– Ты не попыталась схватить его?
Она посмотрела на меня, как на ненормального.
– Я тоже его видел, - сказал Луций. – Я был в комнате дальше по коридору. Услышал в коридоре шаги и позвал: «Корнелия!» Я думал, это она. Мне никто не ответил; только шаги сделались быстрее. Тогда я вскочил и выбежал в коридор.
– И увидел его?
– Только на миг. Я окликнул его, но оно прошло дальше и куда-то исчезло. Я хотел кинуться следом – клянусь тебе, Гордиан! Но тут Корнелия позвала на помощь. Я поспешил к ней в комнату.
Я едва сдержал ругательство.
– Значит, оно было тут исчезло, и никто не пытался задержать его.
– Да, - с раскаянием сказал Луций. – Но когда я окликнул его, оно остановилось и обернулось, это было уже в атриуме; и получилось так, что лунный свет упал на его лицо.
– И ты хорошо его разглядел?
– Да. Я достаточно хорошо знал Фурия в лицо, чтобы узнавать на Форуме. Так вот, при всех этих ужасах – пятна на коже, сломанные зубы, жуткая усмешка – это было лицо Фурия, точно тебе говорю.
Корнелия вдруг пошатнулась, хватая ртом воздух, и стала оседать на пол. Луций подхватил её и стал звать на помощь. Прибежали служанки, подхватили госпожу под руки и бережно повели в спальню.
– Так было с Титом последние дни, - вздохнул Луций. – Он вдруг слабел, не мог дышать, жаловался, что у него кружится голова. Говорят, это признаки воздействия лемура.
– Или же муки нечистой совести. Луций, покажи-ка мне. Где ты видел этого лемура. Посмотрим, не оставил ли он следов.
Луций повёл меня по проходу и остановился в нескольких шагах от двери в свою комнату.
– Здесь, - сказал он. – Ночью сюда падает свет луны, и я смог его разглядеть.
Я присмотрелся внимательнее и принюхался. Луций последовал моему примеру.
– Запах мертвечины, - пробормотал он. – Лемур оставил после себя запах своей гниющей плоти.
– Запах, конечно, не аромат, - согласился я, - но это не мертвечина. Ага, вот и след.
На известковых плитах пола ясно отпечатались два тёмных пятна – следы сандалий. Я двинулся по проходу, разглядывая пол. В ярком утреннем свете были ясно видны следы, идущие в обоих направлениях. К спальне Корнелии вели многочисленные отпечатки, они наступали друг на друга и скоро сделались неразборчивыми. Следы, ведущие в обратном направлении, были много слабее и без пяток, словно оставивший их удалялся на цыпочках.
– Он остановился здесь, как ты и сказал, а потом пустился бежать. Зачем лемуру бежать на цыпочках, хотел бы я знать? И в чём это он изгваздался, что так наследил?
Я опустился на колени и стал разглядывать следы, едва не касаясь их носом. Луций, забыв патрицианскую гордость, последовал моему примеру.
– Фу! – заявил он, морщась. – Запах гниющей плоти!
– Никакая это не гниющая плоть. Обычная вонь от испражнений. – Я выпрямился. – Пойдём, посмотрим, куда ведут эти следы.
Следы привели по проходу за угол к закрытой двери.
– Это выход на улицу?
– Нет, - смутившись, ответил Луций, к которому вернулась вся его патрицианская чопорность. – Это домашняя уборная.
Как и следовало ожидать, уборная столь утончённой женщины, как Корнелия, была роскошной и идеально чистой; только на полу темнели коричневые следы. Оконца под потолком были забраны решётками. Подойдя к мраморному стульчаку, я всмотрелся в темноту отверстия, в уходящую вниз свинцовую трубу.
– Она идёт прямо по склону Палатинского холма в Клоаку Максима и оттуда в Тибр, - гордо сказал Луций. Наши патриции стесняются говорить о телесных отправлениях, но римской канализационной системой они заслуженно гордятся.
– Человеку туда не пролезть, - заметил я.
– Человеку туда? Как тебе это только в голову пришло!
– Но как-то же он сюда попал. Есть тут кто-нибудь из слуг?
Прибежавший на зов мальчишка-раб отыскал для меня скребок.
– Что ты задумал, Гордиан? Осторожнее, эта плитка очень дорогая, она из лучшего камня! Не расковыривай её!
– Да тут и ковырять не надо, смотри. – Я поддел скребком одну из плит, и она поддалась без сопротивления.
– Ого! – Луций уставился в открывшееся отверстие. – Да здесь лаз! Подземный ход!
– Похоже на то.
– Кому-то надо туда спуститься!
– И не проси. Я туда не полезу, даже если Корнелия посулит мне двойную плату.
– Что ты, Гордиан, я вовсе не тебя имел в виду. – Луций посмотрел на мальчишку-раба, принесшего мне скребок.
– Вот он парень щуплый, пролезет.