Дом Весталок
Шрифт:
– Забирай, забирай его, - выкрикнул нам вслед один из наёмников. – Сразу просторней станет. А то этот бугай занимает столько места, что троим хватило бы!
Белбо в ответ рассмеялся, не усмотрев в его словах ничего обидного.
«Летучая рыба» находилась уже на морском берегу, где якорь бросали более крупные суда. Здание было двухэтажным; внизу таверна, наверху – крошечные комнатки для желающих переночевать. Кроме того, имелась конюшня. Я заплатил за комнату и заказал для нас с Белбо плотный ужин из копчённой рыбы и устриц. Поев, мы отправились бродить по улицам, чтобы назавтра лучше ориентироваться. Мне
Вдоволь находившись по городу, мы уселись на морском берегу и стали смотреть, как багряное солнце погружается в волны. Перед нами чуть покачивались корабли: маленькие – у самого берега, более крупные – подальше, на рейде. Среди рыбачьих лодок и торговых судов выделялся боевой корабль; он был выкрашен в ярко-красный цвет, с бортов торчало множество вёсел. Огромная бронзовая баранья голова на носу отливала кроваво-красным в лучах заката.
Мы с Белбо то и дело передавали друг другу мех разбавленного вина, купленного мною в «Летучей рыбе», так что мой собеседник не терял разговорчивости. Выждав удобный момент, я спросил его, какие приказания дал Марку хозяин.
– Нам велено перебить всех пиратов, - просто ответил Белбо.
– И всё?
– Ну, конечно, так, чтобы молодой хозяин не пострадал. Но никто из пиратов не должен уйти живым.
– Не схватить их и доставить в Рим, чтобы их там судили?
– Нет. Хозяин приказал, чтобы мы перебили их на месте, всех до единого.
– И ты сможешь, Белбо?
– Убить? – он пожал плечами. – Я не такой, как остальные. Мне не приходилось убивать так много, как им.
– Сдаётся мне, они сильно преувеличивают.
– Думаешь? Ну, всё равно, я недолго был гладиатором, и убил не очень многих.
– Не многих?
– Нет. Только… - он сосредоточенно сдвинул брови, - человек двадцать или тридцать.
На следующее утро я проснулся рано и надел красную тунику, как было указано в письме похитителей. Прежде, чем спуститься в таверну, я велел Белбо найти на улице место, откуда хорошо просматривается выход.
– Если я выйду, следуй за мной, но держись на расстоянии. Постарайся, чтобы тебя не заметили. Сумеешь?
Он кивнул. Я поглядел на его огромную фигуру и шевелюру цвета соломы, и меня обуяли сомнения; но переигрывать было поздно.
Солнце стояло уже довольно высоко, и хозяин таверны поднял жалюзи, впустив в помещение утренний свет и свежий морской воздух. Перед таверной сделалось оживлённее. Сидя у входа, я смотрел на спешащих по своим делам моряков и торговцев. Краем глаза я мог видеть Белбо; он нашёл себе удобное местечко в тени сарая и стоял, привалившись к стене, с самым что ни есть сонным видом – ни дать, ни взять, раб-бездельник, который, пользуясь отсутствием хозяина, отлынивает от работы. Он либо мастерски притворялся, либо на самом деле был такой тугодум, каким выглядел.
Ждал я недолго. Молодой человек, выглядевший даже слишком молодо для своей бородки, шагнул в таверну с улицы, моргнул раз и другой, привыкая к полумраку после яркого солнечного света, и разглядев моё одеяние, приблизился ко мне.
– Кто тебя прислал? – Акцент у него был греческий, а вовсе не сицилийский.
– Квинт Фабий.
Он кивнул, разглядывая меня, а я стал разглядывать его. Длинные чёрные волосы и негустая чёрная бородка обрамляли тонкое лицо, загорелое и обветренное, с зелёными глазами, хранившими диковатое выражение. Никаких шрамов – ни на лице, ни на руках; и вообще он совсем не походил на матёрого пирата. Не чувствовалось той равнодушной, вошедшей в привычку, въевшейся в плоть и кровь жестокости, которая отличает разбойников – что на суше, что на море.
– Меня зовут Гордиан, - сказал я. – А тебя как называть?
Он растерялся - видно не ожидал, что посланный с выкупом заинтересуется его именем.
– Клеон. – Это прозвучало так, словно он не нашёлся, что придумать.
Имя тоже было греческое. Да и лицом он походил на грека.
Я поглядел на него с сомнением.
– Ты здесь для того же, что и я, верно?
– Выкуп. – Он понизил голос. – Где выкуп?
– А где ваш пленник?
– С ним всё в порядке.
– Я должен удостовериться в этом своими глазами.
Он кивнул.
– Я могу отвезти тебя к нему, если хочешь.
– Хочу.
– Тогда иди за мной.
Мы вышли из таверны и некоторое время шли вдоль берега, пока не свернули в узкую улочку между двумя рядами складов. Клеон шагал очень быстро, сворачивая на каждой поперечной улице. Раз или два он вдруг разворачивался и шёл назад. Я опасался, что мы вот-вот наткнёмся на Белбо; но либо бывший гладиатор искусно скрывался, либо давно потерял нас.
Наконец Клеон привёл меня к телеге с покрытым парусиной дном, знаком велел мне забраться на неё и накрыл меня с головой плотной тканью. Возница тронул лошадей. Из-под парусины ничего не было видно. Поначалу я пытался определить, куда мы едем, считая повороты; но повозка сворачивала то и дело и всякий раз в другую сторону, так что я скоро сбился и вынужден бы оставить это занятие.
Наконец телега остановилась. Послышался скрип дверных петель. Повозка дёрнулась, проехала ещё немного. Снова скрип петель, затем стук захлопнувшихся дверей. Сразу же запахло сеном и навозом.
Мы находились в конюшне. Это я понял ещё прежде, чем Клеон откинул парусину.
Я сел и огляделся. Внутри царил полумрак, который рассеивали лишь лучи, проникающие сквозь щели в стенах. Проникал в них также и запах моря. Мы явно не слишком отъехали от берега. Я попытался разглядеть лицо возницы, но он тут же отвернулся.
Клеон схватил мою руку.
– Ты хотел видеть пленного.
Я слез с телеги и последовал за ним. Мы сделали несколько шагов и остановились перед одним из стойл. При нашем приближении с кучи сена поднялась фигура в тёмной тунике.
Даже в полумраке конюшни я легко узнал его. Вживую Спурий ещё больше походил лицом на мать, только кожа у него была не молочно-белая, а покрыта бронзовым загаром, отчего голубые глаза выделялись ещё ярче. И выражение их было не взволнованно-меланхоличное. Скорее уж, происходящее забавляло его. На портрете в лице его ещё просматривалась детская округлость щёк. Теперь он похудел, и это шло ему, придавая его облику мужественность. Что до страданий, то ни в лице его, ни в поведении не чувствовалось никаких признаков запуганности. Спурий отнюдь не выглядел затравленным. Выглядел он человеком, наслаждающимся отдыхом от всех забот. Однако при виде меня он сразу же, без всяких расспросов, приступил к делу.