Домик номер десять
Шрифт:
— Перестань, лягушонок! — прозвучало как угроза.
— Что? — вскинула взгляд на Матвея. Горящие глаза, подрагивающие ноздри, громкое дыхание.
— Ты ведь не хочешь, чтобы я поимел тебя в машине? — резко повернул с проспекта во двор-колодец, припарковал машину выверенным движением.
— Хочу… — Роза сама не поняла, почему она сказала так.
Секс в машине, на самом деле, не такая и привлекательная штука. А уж посредине питерского двора-колодца — тем более! Эксгибиционисткой Роза не была никогда в жизни, даже в самых смелых фантазиях, если и были они у Розы, чаще на эротические чаяния
— Иди сюда, — Матвей дернул Розу на себя, она удивилась, но вскарабкалась на колени мужчины.
Это было не слишком удобно, зато очень тесно. Разрез платья разошелся, Роза чувствовала сквозь белье и джинсы эрекцию Матвея, двигалась, терлась, откинув голову, открывая больший простор для мужских рук. Тут же почувствовала горячие ладони, сжимающие груди, нырнувшие под кружево бюстгальтера. Костяшками пальцев Матвей сжал соски, синхронно двигаясь бедрами, упираясь эрекцией в самое чувствительное место. Роза задохнулась от восторга, нагнулась за поцелуем и получила его. Нетерпеливый, как и она сама.
Так и терлась, двигалась, чувствовала губы на губах, шее, груди, сосках. Теплые сильные руки выводили рваные узоры на спине Розы, нырнуть под платье с запахом оказалось удобно. Руки же Розы пропускали пряди волос Матвея, не отпуская ни на секунду, гладили широкие плечи, тянули на себя, стремясь получить как можно более тесный контакт, пока Роза не почувствовала пальцы у себя в белье. Несколько точных движений, и Роза вскрикнула от накрывающей волны оргазма.
Оргазма, который не удовлетворил Розу, скорее раззадорил, заставил желать еще большего. Роза захныкала, когда Матвей стал снимать ее с колен, легко целуя щеки и уголки губ.
— Потерпи лягушонок, — шептал, просто уговаривал Матвей, а Роза не хотела терпеть.
Она целый день терпела, до этого несколько недель терпела. Сколько можно терпеть?! Роза не занимается сексом в автомобиле посреди двора-колодца? Блажь! Занимается! С сегодняшнего дня хоть ежедневно, а то и ежечасно! Не страдает эксгибиционизмом? Она страдает, еще как страдает! Даже идти не может, как страдает! Каждое движение приносило едва ли не боль от неудовлетворенного желания, а ведь она только-только испытала оргазм.
По счастью в парадном был лифт, Розе не пришлось подниматься на третий этаж пешком, она бы точно не смогла столько пройти. По счастливой случайности, лифт был тесный, старый, с распахивающимися дверями. Матвей впечатал Розу в металлическую стену, показавшуюся ей раскаленной, и целовал до потери дыхания или даже сознания.
Роза не помнила, как вышла из лифта, как Матвей открывал дверь, как затолкнул в прихожую, как включил свет и снова впился в ее губы своими. Отвечала на поцелуи, хваталась за ветровку, расстегивая и стаскивая с мужских плеч, снимала футболку, осыпая хаотичными движениями мощную грудную клетку, накачанную, крепкую, покрытую мелкими темными волосками, бесподобную. Обводила языком соски, прикусывая, слушала стоны и шипение.
Как слетело ее белье, Роза не поняла, ей некогда было задумываться над этим, как и над тем, что опираясь спиной в стену, обхватив ногами поясницу Матвея — не самая удобная позиция. Учитывая, что по уже устоявшейся традиции, Матвей не снял до конца джинсы, только приспустил их, ворвался, нещадно, даже грубо и начал двигаться, придерживая Розу за бедра, упершись одной рукой в стену.
Быстро, сильно, хаотично, тяжело дыша. Не хватало дыхания, сил, желания даже на поцелуи. Матвей просто трахал Розу у стены, как неандерталец, а она ликовала и кончала раз за разом, нисколько не задумываясь о том, что это странно. Испытать подряд несколько оргазмов в не самой удобной позиции, вися на мужчине посредине прихожей чужой квартиры — странно.
— Твою мать, — простонала Роза, пытаясь устоять на еще трясущихся ногах, смотря на капли, стекающие по ее ногам. — Ты же говорил, что взял презервативы, — засияла, как новогодняя елка.
– Взял, — кивнул, нагнулся к карману болтающихся у щиколоток джинсов. — Вот, — протянул серебряный квадратик «Дюрекса». Рифленые. Роза не помнила, чтобы Матвей пользовался такими. Взял у брата или изменил своим привычкам? Да и какая разница, если во время секса «Дюрекс» лежал в кармане.
— О, это все решает! — хихикала Роза.
К черту все! Роза была счастлива самым безоблачным, глупым счастьем, она готова была скакать на одной ноге, спеть гимн России вслух, орать из окна, что она счастлива. Беспардонно. Счастлива.
— Раздевайся, — галантно предложил сквозь смех Матвей.
Роза оглядела себя. Без белья, в распахнутом платье, босиком.
— Я как-то не слишком одета, — засмеялась еще громче.
— Милости прошу, — Матвей поклонился, махнул рукой, приглашая.
Смотрела Роза не на руку, а на влажный, полуопавший мужской половой орган. Интересно, когда он снова будет готов? Розалия Иванова официально признавала себя нимфоманкой! Да-да! Рядом с Матвеем Розенбергом она становилась нимфоманкой. Бабочки-шизофренички начинали креститься и призывать экзорцистов на помощь, наблюдая за хаотично скачущим бессознательным Розы.
— Вы очень любезны, — Роза проследовала вглубь квартиры.
Старый фонд, высокие потолки, лепнина, печь, покрытая старинными изразцами, горельефы, даже кариатиды в широком проеме, делящем большую квартиру на две части.
— Когда-то это была огромная коммуналка, — пояснил Матвей. Он уже оделся, как и Роза запахнула платье и расчесала взлохмаченные волосы. — Я даже помню это, — улыбнулся. — Постепенно выкупили, даже мансарду, родовое гнездо, можно сказать.
Гнездо было с добротным ремонтом, бережно сохраненными дореволюционными интерьерами, антикварной мебелью, вероятно, не самой дорогой, Роза в этом мало, что понимала, или современной стилизацией под нее. В одной из комнат стоял рояль, огромный, сверкающий полировкой. Как его пронесли сюда?
— Здесь жила соседка, эдакий божий одуванчик, — пояснил Матвей. — Купили комнату вместе с мебелью, только рояль занесли. Очень интересная бабулька была, Идида уважала ее страшно и в рояле этом, Бехштейне, тоже души не чает. Мы с Мишкой ненавидели эту громадину все детство, — засмеялся. — Нас заставляли играть на нем.
— Вы же на скрипке играли?
— Каждый еврейский мальчик обязан играть на скрипке и на этом, — махнул в сторону черной полировки. — Стоит, ждет Даниила. Нельзя просто так взять, родиться Розенбергом и не освоить нотную грамоту, — спародировал известный в интернете мем Матвей.