Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта
Шрифт:
Как видим, несмотря на слухи о заговорах, офицеры Харькова вооруженных выступлений против властей ДКР не готовили. Правда, харьковская исследовательница Астахова утверждает, что в конце марта, организовав митинг против эвакуации предприятий, готовили свержение власти меньшевики: «Подготавливая вооруженную демонстрацию, они рассчитывали расправиться с большевиками, прекратить эвакуацию города и открыть его для вступления неприятеля». Но, по мнению Астаховой, «у большевиков было достаточно сил, чтобы быстро и решительно расправиться с контрреволюционной авантюрой» [730] . Честно говоря, документальных подтверждений готовящегося меньшевиками в Харькове вооруженного мятежа нет. Как мы убедимся ниже, митинги (в том числе меньшевистские) против эвакуации в ДКР проводились неоднократно, однако «решительная расправа» с протестами чаще заключалась в пламенной речи Артема, умевшего переубедить
730
Астахова, стр. 149–150.
Если и случались вооруженные выступления в Харькове, то чаще всего это были пьяные выходки анархистов и деморализованных солдатских отрядов. Различные вооруженные отряды анархистов периодически захватывали тот или иной дом в городе, вывешивая там черные знамена. Так, в середине марта ими был захвачен особняк предпринимателя Владимира Коренева на углу Епархиальной и Бассейной улиц. Анархисты устроили бесплатную раздачу солдатам посуды и книг из обширной библиотеки Кореневых (отец владельца был в свое время председателем правления Донецкого каменноугольного правления). Вскоре здание было без боя отобрано у захватчиков боевыми дружинами «Бунда» и меньшевиков, которые пообещали жителям защиту от возможного повторения бесчинств. Подобные инциденты происходили регулярно. Позже советские историки и мемуаристы также описывали их как «вооруженные восстания в городе Харькове». Хотя, конечно, на восстания и мятежи эти стычки никак не тянули [731] .
731
Возрождение, 24 марта 1918 г.; Харьков в 1917 году, стр. 33.
Гораздо более серьезные вооруженные столкновения с анархистами произошли в Екатеринославе в начале марта. Там дошло до 15–минутного боя, в ходе которого последователи Бакунина разоружили отряд Еврейской социалистической партии. А затем они принялись за разоружение городской милиции под предлогом ее «контрреволюционности» и даже захватили тюрьму, выпустив всех заключенных. Отряд «черной гвардии» был успокоен лишь при посредничестве известного на Юге России лидера анархистов Арона Барона (в тот момент он был комендантом Полтавы, а позже Махно называл его «украинским Бонапартом»). В Екатеринославе же в результате этих столкновений было введено военное положение [732] .
732
Известия Юга, 3 апреля 1918 г.; Савченко, Авантюристы гражданской войны, стр. 76.
Следствием беспорядков стало введение осадного положения и в городе Лебедин. 18 марта об этом издал приказ Иннокентий Кожевников, всего за неделю до этого кооптированный в состав правительства ДКР. Обосновывая введение чрезвычайных мер, Кожевников так в своем приказе обрисовал ситуацию в Лебедине, куда он прибыл с небольшим партизанским отрядом: «Я застал здесь полный хаос: на улицах толпы народа, беспорядочная стрельба, среди белого дня избиение толпой отдельных лиц и даже убийство двух». Правда, Антонов — Овсеенко уверяет, что Кожевников прибыл в Лебедин уже после подавления мятежа, в ходе которого погиб советский матрос Денисенко, чьи пышные похороны 19 марта использовались большевиками для пропаганды своих взглядов [733] .
733
Донецкий пролетарий, 21 марта 1918 г.; Антонов — Овсеенко, т. 2, стр. 111–112.
Через несколько дней Кожевников сообщил руководству ДКР о раскрытии контрреволюционного заговора и подготовке вооруженного мятежа в Ахтырке: «Там организована белая гвардия и милиция стоит на стороне белой гвардии. Во главе этой банды стоят офицеры расформированных полков». Для разоружения мятежников наркомом ДКР в Ахтырку был послан отряд во главе с его помощником Спасенко. В те же дни «Донецкий пролетарий» сообщал: «В Сумах белая гвардия после подавления ее восстания 24 марта притихла». Антонов — Овсеенко также сообщал о «вооруженных выступлениях кулачества» в Лебедине и Славянске. Так что, в отличие от Харькова, в иных районах Донецкой республики незначительные попытки офицерских мятежей случались [734] .
734
Донецкий
Досаждали и проезжавшие эшелоны с солдатами различных отрядов, которых приходилось утихомиривать оружием (или же угрозой применения оружия). Так, в марте боевому отряду Сановича пришлось стрелять в воздух, чтобы прекратить дебош нескольких десятков солдат и матросов, которые высыпали «погулять» из шедшего мимо Харькова эшелона. Расхаживая по Екатерининской улице, «вся эта компания безобразничала, кричала, останавливала прохожих и извозчиков, каталась на них, не платя денег, ругалась непечатными словами» [735] .
735
Возрождение, 21 марта 1918 г.
Поскольку передвижение практически всех отрядов (и советских, и немецких, и деникинских) велось исключительно по железным дорогам, больше всех от бесчинств солдат страдали жители железнодорожных узлов и станций. Антонов — Овсеенко вспоминал вполне типичную картину для тех лет, описывая мятеж красноармейцев левого эсера Ю. Саблина, прибывших в январе 1918 г. в Купянск: «Солдаты начали пьяный кутеж, разбежались; ему [Саблину. — Авт.] удалось с трудом удержать половину отряда, остальных пришлось разоружить» [736] .
736
Антонов — Овсеенко, т. 1, стр. 77.
Любопытно, что спустя всего лишь год, выступая в Харькове, вновь занятом Красной Армией, Саблин (теперь уже представлявший большевиков) с ностальгией вспоминал разбои своих солдат и анархистов, вполне оправдывая их: «Им за эту роль простятся те ошибки, тот небольшой элемент бандитизма, который был здесь… Ставить вопрос о том, что партизанские отряды это банды грабителей — это ставить вопрос, что революция тоже бандитизм». Данная реплика советского комдива вызвала гром аплодисментов делегатов Харьковского губернского съезда Советов [737] .
737
Работы Харьковского Губернского Съезда, стр. 92, 94.
Иногда отряды красногвардейцев вступали в открытое противостояние с Советами (и наоборот). Причем зачастую трудно определить, кто из противоборствующих сторон выступал в роли «контрреволюционеров», а кто «подавлял мятеж». Непрекращающимся конфликтом, к примеру, выглядели взаимоотношения местных органов власти Чугуева с отрядом Красной гвардии, присланным из столицы Донецкой республики «для защиты революции».
12 марта 1918 г. местный исполком послал в Совнарком ДКР крик души с жалобой на бесчинства этого отряда, который любил забавляться стрельбами посреди улиц и взрывами гранат. В жалобе сообщалось (сохраняем стиль и пунктуацию оригинального документа): «Почти каждый день вечером слышно выстрелы, это пьяные красногвардейцы стреляют без всякой надобности… Товарищи! Избавьте нас! Работа невозможна! В городе паника, а завтра обыски, реквизиции, аресты и пр… Мы более чем уверены, что этот отряд готов придумать и доказывать что угодно дабы оставаться в Чугуеве где им живется по барски без всякого контроля, и не признавая над собой фактически никакой власти» [738] .
738
ЦДАВО. Фонд 1822. Опись 1. Дело 3. Листы 24–25.
Юрий Саблин
Спустя неделю народный судья Чугуева Брезинский уведомил харьковцев: «Вследствие конфликта Совета с частью Красной гвардии и объявления единолично начальником Красной гвардии, именующего себя военно — народным комиссаром по борьбе с контрреволюцией, Чугуева на военном положении и запрещения без ведома комиссара собраний всяких общественных и профессиональных организаций, народный суд считает дальнейшую свою работу невозможной и временно ее приостанавливает» [739] .
739
ЦДАВО. Фонд 1822. Опись 1. Дело 4. Лист 133.