Донкихоты Вселенной
Шрифт:
– Условный рефлекс героизма, - намеренно не замечая подтекста сказанного, вставил элегантный, счищая песок с брюк.
– Да уж какой там героизм!
– с усмешкой возразил Вязов.
– При рефлексе любые мышцы срабатывают вполне бездумно: и рук, и ног, и... языка, - со скрытым смыслом добавил он.
Надя взглянула на Вязова чуть удивленно. Однако, решила она, разговор лучше перевести в другую тональность и нарочито капризно спросила:
– А почему это вы обращались ко мне на "ты"? Приказывали мальчика хватать под мышки.
– Прошу
И Надя улыбнулась.
– Ну, обо мне, как о любви, все сказано, - почему-то радостно заговорила она, - глаза синие, а волосы рыжие. Синий чулок, сухарь. Или противоположность этому, батут и дельтаплан, как мечта. Отгадать вам. А это, - обернулась она к сдержанно улыбающемуся, так волновавшемуся за нее мужчине, - ученик моего дедушки, о котором он уже упомянул, молодой обещающий доктор физико-математических наук, профессор нашего университета Константин Петрович Бурунов. Прошу любить и не жаловаться. "Смещение бессеровских функций". Может быть, слышали?
– А как же! Мы проходили, - с подчеркнутой почтительностью отозвался Вязов.
– Как? Где проходили?
– удивился Бурунов.
– Надеюсь, не мимо проходили? Для какой же это цели, спрашивается?
– Для астронавигации. Мы их "бесовыми функциями" прозвали.
– Ах вот как! Ну тогда понятно. Вы из готовящихся?
– Вроде приготовишек.
– Постойте, - прервала Надя.
– Астронавигация! Космос? Тогда ответьте, что это было? Только так ответьте, как мне надо.
– Рад бы догадаться, но все-таки, должно быть, метеорит.
– Что? Метеорит в центре Москвы? Да вы с ума сошли! Это невероятно!
– Видите ли, за сутки тысячи тонн космического вещества падают на нашу всепланетную голову. В своем большинстве частицы сгорают метеорами. Некоторые выпадают метеоритами. Больше в океан. Немногие на сушу. В малодоступные места обычно. Потому головы целы.
– Хотите сказать о вероятности падения метеорита даже в центре Москвы, - заметил Бурунов.
– Конечно, вероятность такого события ничтожно мала. Однако не равна нулю. Ничего не поделаешь, математика!
– И он пожал угловатыми плечами.
– Сколько же времени этот несчастный метеорит носился по космосу, прежде чем свалиться нам на голову, как вы сказали?
– И Надя тряхнула волосами.
– А это смотря с какой скоростью он летел, - с хитрецой ответил Вязов.
– Если с субсветовой, то, говорят, время на нем, по теории относительности, вроде бы стояло, а у нас с вами на Земле текли тысячелетия. Вот и считайте, какой тут возраст у пришельца из космоса.
– Во-первых, позволю себе заметить, - вмешался профессор Бурунов, сомнительно, чтобы метеориты достигали в своем движении подобных скоростей. Во-вторых, еще более сомнителен пресловутый "парадокс времени", который вы упомянули. Не знаю, как вы там проходили теорию относительности, но...
– Не спорьте, - прервала Надя.
– Я не хочу, чтобы
– Так метеорит вроде и есть посланец из космоса, - заметил Вязов.
– Нет, не такой! Мне нужно письмо от улетевшего звездолета, - вдруг погрустнев, сказала девушка.
– Зачем говорить о печальном, - прервал Бурунов.
– Не лучше ли отпраздновать чудесное спасение? Наградить отважного спасителя медалью. Шоколадной, разумеется. Кстати, к нам, кажется, идут. Притом две совершенно прелестные женщины. Дети с ними. Впрочем, они только подчеркивают их привлекательность, - и возбужденный профессор вскочил на ноги, поправляя кудри.
И когда он отошел навстречу идущим, Вязов заговорщически подмигнул Наде, немало удивив ее. И она вдруг увидела в своем спасителе совсем другого человека, чем он казался. За этим с виду простоватым, подшучивающим прыгуном мог скрываться недюжинный интеллект. Он говорил об астронавигации, о теории относительности, о последнем слове в математике, как о совершенно обычном деле. И, конечно, был "себе на уме". За каждым его словом можно угадать иронию, и прежде всего к самому себе, глубокий и неожиданный смысл. Словом, Надя принялась старательно оправдывать свой проснувшийся интерес к нему.
Впрочем, справедливости ради, надо признать, что не предполагаемые качества, которыми она готова была наделить своего нового знакомого, и даже не его героический поступок привлекали ее к нему, а не вполне осознанное, необъяснимое и, конечно же, неоправданное влечение, которого следовало бы стыдиться!
Но все, что произошло вслед за тем, еще больше подействовало на Надю.
К молодым людям подошли две нарядные женщины с успевшими переодеться мальчиками и рассыпались в благодарностях за спасение их сынишек. Купальщики со всех сторон обступили пришедших.
Гордые общим вниманием, мальчуганы с любопытством разглядывали Надю, Никиту и Бурунова, который среди толпы почти голых людей выглядел инородным телом.
Когда женщины с детьми ушли, а Константин Петрович галантно отправился их проводить, Никита спросил:
– Так почему же вы ждете письмо со звездолета?
– Ах, Никита! Вспомните, ведь все знают, что целых два года прошло, как улетел звездолет, а сигналы его перестали приходить еще год назад. Дедушка почти уверен, что они погибли. А я не хочу верить. Понимаете, не хочу, не могу верить, хотя во всем ему верила. Когда он... ну, понимаете, когда он...
– Доказал, что лететь к звездам можно, - закончил за нее Никита.
– Что скорость звездолетов может превышать световую и далекие звезды достижимы.
– Откуда вы знаете?
– без всякого удивления спросила Надя, уверенная, что этот человек должен знать.
– Понаслышке, - улыбнулся Вязов.
– И даже от той самой Надежды Крыловой.
– Какой той самой?
– Которая дочка командира звездолета Алексея Крылова.
– Вы что, колдун? Читаете чужие мысли?
– шутливо спросила Надя.