Донкихоты Вселенной

Казанцев Александр Петрович

Профессор Дьяков закончил свою обличительную речь, а позади него, готовый сменить оратора на трибуне, уже стоял громоздкий и гневный академик Зернов.

Оглядев присутствующих членов Звездного комитета, видных ученых разных стран, космонавтов и готовых к полету звездолетчиков, едва сдерживая ярость, Зернов начал:

– Не могу... не могу спокойно говорить после выступления уважаемого профессора Михаила Михайловича Дьякова. Мне трудно передать свое возмущение теми вульгарными аналогиями, которыми он пытался объяснить "сокращение времени", вытекающими из теории относительности признанного когда-то гениальным Альберта Эйнштейна. Отнюдь не уменьшая заслуг Эйнштейна, я буду говорить о его заблуждениях, с такой завидной, но бездумной настойчивостью

отстаиваемых уважаемым профессором Дьяковым. Никакими экспериментами пока непосредственно не доказано "сокращение времени". Я напомню, что по Эйнштейну сокращается не только время, но и длина тела в направлении движения. Следовательно, если в полете оказался наш профессор Дьяков, то при достижении световой скорости, когда он смотрит вперед, его лицо библейского пророка превращается в блин с нулевой толщиной. А если он повернется, чтобы взглянуть в боковой иллюминатор, то в блин превратится его мефистофельский профиль. А что будет происходить с остальными частями его тела при подобном повороте? Они будут то сокращаться до нуля, то расширяться до прежних размеров. Врачи рассмеются, если их спросить о здоровье такого поворачивающегося космонавта. Вот и получается, что рассуждение о всех этих сокращениях - несусветная чепуха. И все эти нелепости произносятся с этой трибуны, чтобы убедить готовых к полету звездолетчиков, что они, когда их товарищи гибнут в космосе, из теоретических соображений должны отсиживаться на Земле. Я закончу свое выступление мыслью, что спасатели должны спасать!

И академик Зернов величественно сошел с трибуны.

Его место занял командир звездолета "Крылов" Георгий Трофимович Бережной, высокий, статный, с властными бровями и по-детски доверчивыми голубыми глазами. Заслуженный космонавт, следы которого остались не только на Луне, Марсе, Венере, но и на малых планетах кольца астероидов.

Покосившись в сторону членов Звездного комитета, он произнес:

– Я не берусь рассудить высоконаучных оппонентов, точки зрения которых на наш предстоящий космический полет не совпадают, но для меня, спасателя, бесспорны последние слова академика Зернова: "спасатели должны спасать!". Мы знаем, на что идем: на гибель или на практически вечное расставание со своим поколением. Я хочу заверить членов Звездного комитета, что для нас, спасателей, долг - помощь товарищам в космосе выше всего остального на свете. Мы не можем оставаться на Земле из-за научных сомнений о Пространстве и Времени. Своим полетом мы поможем их разрешить.

– Дедушка! А ты спал! У тебя были закрыты глаза.

– Я? Нет, я не спал!

– Тогда хочешь, скажу, что вы видел?

– Стоит ли?

– Вы видел сказочную Аленушку, грустившую здесь на пруду, когда ее вот с этого места рисовал художник Васнецов.
– И Надя вздохнула.
– Как бы мне не пришлось грустить на этом самом месте о пропавшем...

– Об отце?

– Нет, не только о папе. Еще об одном...

– О ком же еще?

– Дедушка, я должна признаться вам, что влюбилась.

– Влюбилась?

– Да, влюбилась, как полагалось влюбляться в прежние времена. С первого взгляда, без всякого смысла, вопреки всему!

– Да, настоящая любовь действительно может быть вопреки всему. Ничего страшного в том, что ты влюбилась, я не вижу. Не обязательно пользоваться компьютерами для определения возможной склонности друг к другу.

– Страшного не видите? Ах, дедушка, милый! Я так рада, что вы поймете меня! Но... я несчастна!

– Какое может быть препятствие в наше время для двух любящих друг друга молодых людей? Ведь он тоже любит тебя?

– Он пока не сказал. Но я думаю, что любит.

– Вот как! Кто это?

– Ну, вы помните эту историю, когда я чуть не утонула? Это он меня спас.

– Никита Вязов? Космонавт?

– Вот в том-то и беда! Он штурман спасательного звездолета, идущего в космос на помощь папе и его товарищам!

– Ну вот! Так чего же тебе над кувшинками с васильков своих росу ронять? В былые "парусные" времена

жены моряков, идущих в дальнее плавание, по семь лет их ждали. А тут каких-нибудь четыре года! Хочу быть неправым и поверить, что нарушилась только связь со звездолетом, а сам он цел. И твой суженый найдет своего будущего тестя в пространстве и вернется вместе с ним.

– Он так обещает.

– Хорошо обещает. Вот ему верить надо.

– А если не Пространство, а Время?

– Ты что? Видеопередачу из Звездного слушала?

– Нет! Наш профессор Дьяков так на лекции говорил. Когда все разошлись, я плакала о папе, а он меня утешал.

– То есть как это утешал? По головке, что ли, гладил?

– Нет. Математически доказывал, что Время и Пространство связаны. И папа жив, но вернется через тысячу лет.

– Ничего себе утешил! И чему их там только учат? Время! Да знаешь ли ты, что такое Время?

– Пройденный путь за единицу времени - скорость.

– Вот то-то! Путь за единицу времени! Время, золотко мое, это длительность всех явлений, начиная от биения сердца, кончая вспышками сверхновых звезд! Временем измеряют скорость. Так как же можно говорить о скорости течения времени? Его аршином не измеришь! Как гвоздь не вобьешь в лесные трели. Глупость, нонсенс! Да это все равно, что самого себя за волосы приподнять! Время, как мерило всего происходящего, вечно и неизменно! И никак оно не может остановиться при достижении кораблем скорости света! Что такое скорость света? Школьникам и профессорам известно, что это характеристика излучения - быстрота его распространения в вакууме. Излучение подобно бегущей волне на поверхности моря, где частичка воды только колеблется, создавая эффект бегущей волны. Так же кванты вакуума передают возбуждение, оставаясь на месте. Школьный пример: поезд на запасных путях. Локомотив толкает крайний вагон, звякают буфера, и это звяканье пробегает волной по всему составу, вагоны которого не двинулись заметно с места. Состав с вагонами, буферами, пружинами подобен среде распространения волны, скорость передвижения которой зависит только от характеристик этой среды, массы вагонов, силы пружин, расстояния между буферами. Но значит ли это, что этот состав, двинувшись с места, ограничен в своем движении скоростью звякавшей перед тем волны? Или по соседнему рельсовому пути экспресс не может идти со скоростью, превышающей эту звякающую волну? Понятно?

– Дедушка! Вы замечательный! Вы так чудесно все объяснили, что умом я все поняла. А вот сердцем...

– Ну знаешь ли! В науке еще никто не предложил не от ума, а от сердца "коэффициент радости или любви"!

– Не сердитесь, дедушка! Я просто так... сама не знаю... Пойдемте на нашу гоголевскую полянку. Может быть, найдем там Чичикова или даже Вия?

– Идем, идем, - сердито говорил академик, поднимаясь вслед за Надей уже не по ухоженной аллее, а напрямик, почти по девственному лесу.

Лужайка, засыпанная ромашками, казалась лесной глушью.

– Вы, дедушка, тоже ищите грибы! Непременно ищите. Ищите.

Старик стал ворошить траву концом палки, что-то бормоча под нос.

– Какой же умница был Аксаков! А какое сердце! Так заботиться о своем госте!
– восклицала Надя.
– Смотрите, снова вырос не то манилов, не то собакевич!

– И Манилов, и Собакевич - поганками были, а ты настоящие грибы находишь, как и великий наш Николай Васильевич Гоголь, гостивший у Аксакова.

– А как он, наверное, радовался, когда рано поутру находил грибы! А хорошо ли, дедушка, что его обманывали?

– Как это обманывали?

– Но ведь грибы вместе с грибницами по заданию Аксакова приносили сюда из леса накануне приезда Гоголя и рассаживали по полянке. Это же обман!

– Экая ты хоть и синеглазая, а непреклонная! Небось в детстве врала родителям, шалости скрывая. Бывает ложь во спасение, так сказать, святой обман. Так и ради радости допустить можно. Вот и здесь она от добра сердечного аксаковского. От него и нам спустя столетия из былых грибниц всякие Вакулы да Вии чудятся.