Донор
Шрифт:
– Ося?! Что вы тут делаете? Этот мир не для живых...
– Я умер неделю назад... Знаете, что сказал Дайнис, когда я встретил его?
БД теперь знал, но говорить не стал.
– Он сказал, - продолжал Ося, безуспешно стараясь поменять местами сумку и цилиндр, - что я постарел... Прошло десять лет. Мы иногда играем в теннис. Он всегда выигрывает. Постоянно ходит с синей птицей на плече, которую вы первым приметили на дереве возле его могилы...
– Мне очень жаль, Ося, - сказал БД, разглядывая родственника, который в последние годы делал головокружительную карьеру,
– Вы так внезапно исчезли, что мы подумали, вы перебрались к родителям в Москву или вернулись в Тбилиси. Я рад нашей встрече, - невнятно говорил Ося.
– Здесь все по-другому. Разгул свободы. Нет правил, все можно, а ничего не хочется... Было трудно. Теперь привык.. Иногда наведывается Этери. Очень красива. Я с ней встречался однажды на вечеринке в Тбилиси. Это она взяла меня сюда. Правда, что вы здесь...
– он помедлил, - что-то вроде топ-менеджера. Я слышал слово "навигатор", в связи с вашим именем...
– Он говорил, взвешивая каждое слово, что было так похоже на сдержанного и всегда немногословного Оскара.
– Я знаю, - продолжал он, - что виноват перед вами... Я избегал встреч... В том мире были совсем другие ценности: ясные и понятные, впитанные еще со времен комсомола и членства в партии...
– Не дурите, Ося! Меня это не трогало. В нашей латышской стране начальники привычно надрываются, воруя напропалую, надувают щеки и пылят. Незадолго до того, как стать бродягой, я ужинал с министром транспорта одной из стран Бенилюкса... Знаете, что потрясло меня? Не то, что красива, хорошо одета, молода и сексуальна, что прекрасно знает литературу, живопись и, наверное, свою работу... Она ни разу ни разу не дала понять, что она министр благополучной европейской страны и все присутствующие за столом ниже рангом... Прощайте...
То, что оставалось от БД, взмахнуло рукой и, на мгновенье задержавшись, взглянуло сверху на Старую Ригу: от Католической церкви, что рядом с Парламентом, медленно двигалась траурная процессия. Дорогой дубовый гроб на лафете, запряженный шестеркой рыжих лошадей, по две в ряд... Солдаты в смешных, скошенных назад, зеленых фуражках с козырьками и винтовками на плече... А дальше, сколько хватало глаз, несметные толпы людей в черном, с белыми цветами в руках...
– Ося!
– сказал БД, вернувшись к родственнику перед входом в Посольство.
– Это правда? Когда вы успели втянуться в... этот губительный бизнес?
– Правда...
– он понурился и, посинев губами, теребил цилиндр...
– Если бы вам своевременно показали статую Венеры Милосской и напомнили, что она лишилась рук из-за того, что грызла ногти и мастурбировала, вы вели бы себя не столь опрометчиво, - улыбнулся БД, но Ося не слушал.
– Давайте сыграем пару сетов, Борис... Здесь прекрасный теннисный клуб поблизости... Моей экипировки хватит обоим...
– Маккиавели говорил, что чужие доспехи либо широки, либо тесны, либо слишком громоздки...
– Значит отказываетесь?
– расстроился Ося
– Хорошо!
–
При счете 5:3 в первом сете в пользу Оси, он вдруг присел на скамью и, посерев лицом, сказал:
– Даже здесь сердце колет, - и, отпив из металлической бутылки, вытер потное лицо краем майки и продолжал монолог, начатый у дверей посольства:
– Вначале это была просто попытка забыть Дайниса. Но разве можно забыть сына, что утром ушел в школу и не вернулся до сих пор? Несколько затяжек сигаретой... Потом drugs в таблетках... До смешного банально... В моем возрасте и положении... Хотя на общем гомосексуальном правительственном фоне это не выглядело бы слишком экстравагантным. Личность исчезла, растворилась. Осталась боль, необузданное желание заполучить drugs, чтоб увидеть Дайниса, приходящего по ночам. Я думал, таблетки безопасней... Боялся упасть на приемах... Все решили бы: пьяный...
Ося выиграл первый сет и, довольный, стал рыться в теннисной сумке:
– Может, остановимся на этом?
– Он вынул пригоршню таблеток.
– Или реванш?
БД знал, что выиграет следующий сет и все остальные:
– Побережем ваше сердце, Ося. Лучше скажите, почему вы не вызвали Скорую?...
– Он не закончил, увидев Филимона, и сразу забыл обо всем...
– Профессорский?!
– улыбающийся Филипп, молодой и красивый, быстро шел по коридору в расстегнутом белом халате, протягивая в приветствии руки.
– Здесь совсем не хуже! Хорошо, что мы встретились. Я ждал вас и очень рад, - уверенно сказал Филимон, поглядывая на БД.
– Ни о чем не жалею.
– Здравствуйте, Филимон!
– осторожно сказал БД.
– Вам понравится, если захотите остаться... Будем вместе работать... Этери все подготовила к вашему приезду: лаборатория с титановыми стенами, оборудование, вышколенный персонал, вивариум... Это надо видеть... Знаю, вы помешались на органах-клонах... А хотите институт?
– Зачем вы это сделали, Филюн? Где у вас свербило, что вынудило довести дело до всемогущего КГБ? Не думаю, что вы оставили их с носом. Самовольно уйдя из жизни, вы унесли не только себя, но часть души тех, кто любил вас, разом похерив своей смертью всю проблему "кумыса", который уже тогда не стоил этого... В Одессе говорят: "Только шлемазл верит в мазл"...
– У меня не было выбора, - перебил Филимон.
– Что значит "не было"? Вы сами, как последний хазер, выбрали этот бездарный и безрассудный путь.
– Я не выбирал.
– Вы хотите сказать, что в науке бутерброд падает вниз лицом... самых одаренных? Почему тогда я живу до сих пор?
– БД улыбался, стараясь расшевелить покойного приятеля.
– Разве вы живы?
– удивился Филимон и, подумав, добавил: - Я не кончал самоубийством...
– Хотите сказать, что это были слухи? Не дурите! Вас вытащили из петли на глазах толпы... Все газеты взахлеб писали о самоубийстве...