Дора, Дора, памидора…
Шрифт:
Мы снова принялись за сыр и вино. А потом капитан принес из каюты пару бутылок виски «The Balvenie» и ведерко со льдом. Я опасливо посмотрела на бутылки, на Дарвин, увлеченную Марчеллой…
– Коллекционный шотландский виски, – сообщил Бен. – Хранится в бочках из-под хереса не менее тридцати лет. – Налил в тяжелый стакан. Пододвинул мне. – Хлебните! – Пахло медом и фруктами, особенно грушей…
Тридцатилетняя выдержка давала о себе знать: виски проникал в желудок легко и беззаботно, будто компот в детском доме, где я выросла. И также беспечно накапливался в крови, не туманя голову. Лишь усиливалась эйфория, непривычно праздничная и незатейливая, как в первый день Нового Года.
– Потанцуем! – предложил Бен. Я хотела спросить: «Что?», но не успела. Он исчез в рубке, подвигал компьютерной мышкой и знаменитая «Chattanooga Choo Choo»
«Pardon те, boy. Is that the Chattanooga choo choo? Yes, yes. Track twenty-nine. Boy, you can gimme a shine».
Бен начал ворочать телом. Протянул руку: – Come on, baby!
Я никогда не танцевала буги-вуги. Видела в кино. Однако встала. Подошла. Собралась осторожно подвигать тазом, но музыка заворожила. Закружила голову. Навязала ритм. И вместо того, чтобы осторожно, носком стопы, попробовать воду в бассейне, бросилась в омут незнакомого танца, уверенная, что Бен поможет. И Бен творил чудеса. Я танцевала и одновременно училась движениям буги, которые все усложнялись, потому что Бен прямо на ходу придумывал новые па. И я, уже предугадывая, что он выкинет в следующий раз, с удовольствием подчинялась. И понимала, что Бен может многому научить.
Буги, с ярко выраженным эмоциональным и телесным диалогом партнеров, погрузили меня в невероятно жизнерадостный и эротичный драйв, из которого не хотелось выбираться. «I can Boogie, Boogie Woogie», – бормотала я. А коротышка Бен вырастал на глазах. Вертел меня на спине. Подбрасывал, заставляя делать сальто. Мы терлись спинами, ягодицами, животами. И все повторялось, ускорялось и усложнялось, делаясь еще более эротичным. Его прикосновения заводили меня. И так сильно, что чудилось: еще немного и прилюдно испытаю оргазм. Казалось, знаю его сто лет, понимаю и люблю, как никогда никого не любила. Взаимопроникновение было настолько глубоким, что лечь с ним в постель или сделать это стоя, было таким же естественным и необходимым, как продолжение замечательного танца, могучий свинг которого раскачивал яхту. Только Конифф допел свою «Чаттанугу»…
Мне казалось, у меня отняли любимую игрушку. Бен, похоже, понимал это, потому что предложил осмотреть яхту и сказал: – Come with me. I will stand you something extraordinary. [14]
Я с радостью согласилась и влюбленно смотрела на американца, который чуть не поимел меня только что в танце на палубе.
– Можешь вести себя с ним плохо, – напутствовала Дарвин. – Забудь о предрассудках.
Я двинулась вслед за Беном. Про картины, ковры на полу, деревянные стены, навигационное и компьютерное оборудование, посуду, доспехи для подводной охоты, бар и прочие прелести помню смутно. Мешали ноги, что вдруг стали длинными и нерешительными, и подкашивались всю дорогу или заплетались. Приходилось контролировать состояние суставов, чтобы не свалиться на очередной ковер с логотипами яхты. В одной из кают Бен подвел меня к дивану, обитому кожей, с кучей таких же подушек и, как тогда, в крабовом туалете, осторожно подтолкнул в спину. Я пришла в себя, оглянулась: он смотрел снизу вверх и улыбался. Теперь я знала наверняка: he's gonna long for me. [15] И не ошиблась.
14
Пойдем. Угощу чем-нибудь.
15
Он собрался поиметь меня.
– Let's bind our acquaintance with intercourse, – сказал Бен и добавил: – You are sure to like it. [16]
Дальнейшее, несмотря на потрясный интерьер, происходило незатейливо, как в детском доме, когда тебя трахает завхоз или мальчики из старшей группы, и ни шло, ни в какое сравнение с танцем. Он ласкал как-то нечленораздельно. А я лежала на диване и помнила про большой клитор, и что гадкий утенок по жизни. И, следуя инструкциям Дарвин, сдержанно имитировала страсть.
16
Займемся любовью, чтобы закрепить наше знакомство. Тебе
– Oh, fuck! – сказал Бен. – You are laying as a log. You gotta move and moan. Move and moan. Get it? [17]
Я вильнула хвостом и усилила рвение. И старалась не думать, почему Бен, такой фантастичный партнер в танце, так банален в сексе. Почему не заводит разговор про другую воду, а талдычит что-то из детской считалки: «Back and forth and come again. Feel so great I can't explain» – Возможно, в тот момент ему было не до того, или я не годилась в сексуальные партнеры. «Значит, – думала я, не забывая постанывать, – теперь он потащит Дарвин осматривать яхту».
17
Лежишь, как бревно. Двигаться надо и стонать. Сечешь?
Американец управился с делами довольно быстро. Но меня это не сильно доставало. Я была счастлива тем, что попользовался и шлепнул по заду. А он потянулся к бутылке, которую предусмотрительно захватил с собой. Отпил, предложил мне. Я сделала вид, будто только что упала с небес на землю и надолго припала губами к горлышку в старании прочистить мозги. Виски лился в рот и слегка побулькивал, скрадывая количество выпитого. Бену надоело ждать. Он отобрал бутылку. Помог одеться. Снова шлепнул по заду и пропел одними гласными, закартавив по-французски в конце:
– In every women must be le grain folie. [18] Хорошая девочка. Ступай! – И вдогонку у двери: – Кто из вас прячет артефакт?
Я остановилась:
– У меня кроме камня за пазухой ничего нет. – И подумала: «Пусть снова ищет». И двинулась обратно, задирая подол и умирая от желания отдать ему навечно контейнер с другой водой и себя в придачу, хоть враг он и страна его враждебна нашей. Точнее, нашему верховному правителю, непредсказуемому и задиристому, нацелившему ракеты на Бена и его страну. А они нацелили свои на нашу. И не спрашивает никто, почему Америка – это плохо? Почему их страна враждебна? А старания власти объяснить, почему, настолько смехотворны и абсурдны, что делают эту страну еще более привлекательной. Уж лучше бы оставили все, как есть, без объяснений: враждебна – и враждебна. Мне казалось иногда, будто наш вп все еще живет в послевоенной северной столице и командует дворовыми мальчишками. А мальчишки периодически объединяются, чтобы проучить его, а заодно и народонаселение, когда он слишком расходится.
18
В каждой женщине должна быть (англ.) изюминка (фр.)
Только плохому мальчику Бену не нужен был инсайдер вроде меня.
– На тебе его нет. Внутри, тоже. Значит, артефакт у Доры. Поможешь найти – не пожалеешь. – заверил он. – Put that in your pipe and smoke it! [19] Жизнь в Соединенных Штатах не сравнить с прозябанием в сраном урюпинске. Мы – доминирующая нация на планете. Только власть наша ненавязчива и лучше вашей в семь раз… или семьдесят. Теперь ты – мой трофей. Согласна? Деньги – ерунда. В случае успеха тебя пригласят в ложу масонов Соединенных Штатов… самую влиятельную и богатую ложу мира. Действуй!
19
Запомни это.
Я не стала прятаться за камнем, что всегда держала за пазухой, и отправилась действовать. И понимала, что Бен, даже в случае форс-мажора, не даст умереть с голоду в дорогих ресторанах. И просто, как порог, перешагнула грань бесстыдства или нравственности, что было для меня тогда одним и тем же, и уже не тяготилась вероломством, необходимостью врать или красть. И более всего на свете хотела отдать Изделие, так мы называли другую воду, Бену, чтобы открытие принадлежало всем, а не только постояльцам кремля. Чтобы они не жили вечно во главе с верховным правителем, который станет вечным верховным правителем. И в аббревиатуре ввп видела не просто случайность, но зловещую обязательность. Какую-то совершенно безумную необходимость, пугающую своей настойчивостью.