Дорога цвета собаки
Шрифт:
— Эх, Годар, таким как ты, я мог бы быть десять лет назад. А за прошедшие сутки стал старше еще на десять лет.
— Да, Мартин, я инфантилен. Я давно должен был признаться тебе в этом. Я пошел с тобой на битву с драконом, а между тем уклонился у себя на родине от обязательной службы в армии. Мне двадцать пять, а я еще нигде не работал. Я путешествовал или сочинял рассказы. Но я всегда старался быть справедливым — не так, как вчера.
— Я заметил, что у тебя нет боевых навыков. У нас их нет ни у кого — это дело практики. Но я не мог предположить, что… чувство внутренней правоты идентично у тебя понятию чести. Не так важно, что случилось потом в Скире, хотя и это
— Но, Мартин, как же ты уехал один, не дав мне знака? Ведь мы так не договаривались. Вспомни, в наши планы не входило такое начало, когда мы выверяли перед тем днем дорогу.
— Вечером мы так хорошо поговорили — как никогда. Ты был не просто моим лучшим другом, ты был мне как брат.
— Мартин… — Годар сделал попытку сесть с ним рядом, но Зеленый витязь резко встал и отошел в сторону. Теперь он стоял полубоком, отчужденный, сутулящийся, и Годар, получивший возможность рассмотреть все получше, обратил внимание на кучу окурков под деревом, на то, как побурела кожа на небритых щеках друга, на потускневшее, ветшающее их обмундирование. Шелковые ленты были =свежее, но и они утратили часть былого блеска.
— Когда ты появился в Суэнии, я был у короля, упрашивая его зачислить меня в войско. Я надеялся, что смогу удержать новый состав от развала. Но Кевин смотрел на войско, которое считал своим детищем, скорее как на ясли, чем на боевую организацию, и считал, что я не нуждаюсь в исправительно-воспитательных работах. Когда Маръяна сообщила через свои Достоверные Источники… — Мартин усмехнувшись, помолчал, — короче, когда все узнали, что в Скире появился иностранец, шут Нор, то и дело вламывающийся в королевский кабинет под разными предлогами с тем, чтобы быть в курсе нашего разговора, предложил включить в войско тебя. Он мотивировал свое предложение тем, что иностранец не выдержит будней суэнской службы первым и разочарует, как представитель Стран Неестественной Ночи, часть молодежи, которая идеализирует Большой Свет. Кевин согласился, даже обрадовался, расценив решение, принятое с подачи шута, как свое собственное. А когда следующим утром новый состав развалился, за тебя просил уже я. Мне понравилось, как ты ответил Маръяне на вопрос о причинах, по которым хотел бы задержаться в городе. Это был искренний ответ. И я пообещал королю, что, если он включит нас с тобой в очередной состав дружины, мы, возможно, станем товарищами и пройдем путь к логову дракона вместе. Не знаю, почему у меня возникло такое убеждение насчет тебя… Я нуждался в надежном товарище и не скрывал от короля своих чувств к принцессе. Так мы с шутом заинтересовались тобой — из противоположных соображений. Не знаю, какую цель преследовал на самом деле Нор — он появился при дворе с полгода назад, втерся в доверие к королю и очень невзлюбил меня. Впрочем, мне кажется, он не любит никого. Не удивлюсь, если это он якшается с нечистью. Никогда не слышал, чтобы попугай пересек Зону дракона. Достоверные Источники и за стены Скира-то редко перелетают. Особенно Персональные.
— Нор — подлец! С самого начала он имитировал двойника твоей Черной собаки. И преувеличивал ее в моих глазах. Но я попался на то, что чаще Нор имитировал двойника Белой собаки, а она мне дорога.
Мартин коротко, удивленно взглянул на него и, усмехнувшись с горечью, некоторое время молчал. Годар тщетно силился понять, что ему не понравилось в его последних словах. Впрочем, он был не в состоянии сейчас мыслить оценочно.
— Годар, — тихо сказал Мартин, прикрыв глаза, и лицо его напряглось, — Нор не только вторгся в мой дом. Он попытался влезть в мою шкуру. Разве я давал ему на это разрешение?
— Да, но… я думал: шуту в королевстве дозволено больше, чем джентльмену, — выдавил Годар, а про себя подумал: «Он хочет сказать, что я не аристократ и не знаком с кодексом чести».
Теперь они опять стояли друг против друга, и один витязь силился устоять, когда другой учил его кодексу чести, хотя тот, другой, и не думал учить. Наоборот, он произнес:
— Ты, Годар, сделал меня мудрее. До вчерашнего дня я думал, что ты — точно такой же, как я. Я считал, что большинство людей руководствуется теми же соображениями, что и я. Но теперь я знаю, что у каждого — своя стартовая площадка.
— А ты, Мартин, стал тем толчком, с которого началась моя новая жизнь. Я ведь тоже взрослею.
— И первым поступком в твоей новой жизни стал удар в меня?
— Нет, Мартин, новая жизнь началась с того мгновения, когда я раскаялся. Как ты не поймешь, ведь я не поверил тебе только потому, что так верил в тебя, так верил!..
— Я не оглянулся потому, что не сомневался в тебе, Годар. Пока ты не толкнул моего коня, я считал — ты шутишь, двигаясь кругами, а сизый попугай врет. Я не поверил даже в то, что произносилось твоим голосом — решил, что это подделка шута. Я верил тебе больше, чем себе.
— Ах, лучше бы ты верил в меня меньше!..
Кажется, в этом пункте они не могли пока понять друг друга.
Отведя взгляд, Мартин выговорил, словно через препятствие:
— В общем, так. Ты был и остаешься моим лучшим другом.
Слова «брат» — не было. Годар уловил оттенок.
Сдерживаться больше было незачем, — он подошел к Мартину вплотную и сделал то, чего желал с момента разлуки: взял друга за плечи и прижал к груди, насколько хватило сил. Только в это мгновение не кровоточило его сердце…
— Ну, почему ты так поступил?.. — шепнул Мартин нервно.
— Не знаю. Дороже тебя в этой стране у меня никого нет.
— Я знаю, знаю это. Поэтому я и удивился, когда ты это сделал.
— Больше такого не повторится — клянусь! Кто бы ни порочил меня в твоих глазах, знай: я на твоей стороне.
— Никто не опорочит тебя. А если я увижу что-нибудь собственными глазами — не поверю и глазам.
— Мы уже были однажды возле этого острова, только тогда здесь был утес, а не дерево. Помнишь про мой сон?
— Помню. Но это не то озеро. То осталось далеко за спиной. Здесь встречаются похожие места, разве ты забыл писание графа Аризонского?
Они улыбнулись — больше своим воспоминаниям, чем друг другу, и Мартин, подмигнув, сказал:
— Инцидент исчерпан.
Потом, кашлянув, добавил:
— Еще не поздно обратиться к Почетному Сильвестьру. Давай я попрошу, чтобы его люди помогли тебе добраться до родины.
— Нет!.. Делай со мной что хочешь, только не это!
— Ладно. Я съезжу в деревню за продуктами. Задержавшись, мы допустили перерасход. Встретимся вечером, на поле у пустыря.
— Ты хочешь… Не ходи туда, там болтают то, что… Дай сюда мешок — лучше пойду я!
— Ну уж! Без нервических метаний, пожалуйста, — холодно отрезал Мартин тоном, не допускающим возражений.
Но том они и расстались.
Зеленый витязь отправился в деревню, а Годар, раздумывая над тем, что бы сделать ему хорошего, пустил коня в сторону Холмогорья Посвященных. Добравшись до Верховного Хранителя, он попросил того засвидетельствовать и держать до поры в секрете, что он, Белый витязь Годар, уступает Мартину Аризонскому право на престол и руку принцессы — в случае, если дракон найдет смерть от его, чужестранца, руки.