Дорога длиною в жизнь
Шрифт:
Он впервые в жизни хотел смерти, хотел по-настоящему. Боль билась в груди, снова рвала его внутренности когтистой лапой, а он думал, что навсегда избавился от нее, что она поселилась где-то далеко внутри, куда уже невозможно добраться. Но горечь предательства вынесла снова все наверх, не давала дышать и не оставляла никакой надежды. Он не жалел ни о чем, ни что встретил Лемми, там, в пещере, ни что любил его все эти годы, ни что приехал на службу к королю, к которому привязался тоже всем сердцем, ни что помогал Ориану, когда тому было тяжело. Он не жалел даже себя сейчас, он просто ненавидел свою слабость. Он всегда считал себя сильным и способным ответить за любой поступок, считал,
Зандер то ли задремал, то ли забылся, а когда очнулся, прямо перед ним в камере стоял и улыбался, как прежде, Лемми, его малыш Лемми, а его за плечи обнимал король, за ними стоял улыбающийся граф.
— Больно, — прошептал Зандер, держась рукой за грудь.
— Любовь и боль часто ходят рядом, — сказал Ориан.
— И это надо принимать, как правило, — продолжил король.
— А не как исключение, — прошептал Лемми.
— Лемми, — опять простонал Зандер. — Не уходи. Объясни…
— Я должен это сделать. Должен уйти… навсегда, — сказал он. — Меня для тебя больше нет. Не пытайся вернуть меня обратно и сам никогда не возвращайся. У нас разные пути. Так получилось…
Зандер протянул руку к нему и попытался пальцами коснуться губ, произнесших эти жестокие слова, но видение задрожало и рассыпалось. Так и его любовь ко всем троим, тихо умирая, рассыпалась в тысячу мелких пылинок, осевших где-то в самой глубине его сердца. И осталась только пустота. Там, где только что билось и страдало живое сердце, ничего не осталось… Желания все разом исчезли, кроме одного: хотелось тишины и покоя.
Когда утром в его камеру вошли охранники и какой-то разодетый тип, которого представили, как судью, Зандер даже не шелохнулся. Судья зачитал приговор, в котором было сказано, в чем Зандера обвиняют, а именно в попытке убийства королевского фаворита, в попытке отравления его величества путем незаконного изготовления снадобий, нарушении нескольких указов и еще кое-что по мелочам. А также в этой бумаге говорилось о наказании, которое его ожидало. Его лишали титула, конфисковали земельные владения в пользу государства. А затем должна была состояться казнь путем сожжения на рыночной площади сегодня в полдень при скоплении народа.
«А граф говорил, что у меня есть два дня, — устало шевельнулась непрошеная мысль, и Зандер улыбнулся. — Хорошо, что сегодня, а уже сил совсем не осталось бороться со всем этим».
— Он еще улыбается, преступник, — зашушукались охранники, и было им невдомек, что улыбался он от счастья, что скоро избавится от нестерпимой боли предательства, которая по-прежнему продолжала терзать сердце, в котором уже практически ничего не осталось, даже боли.
После оглашения приговора все вышли, снова оставив Зандера одного. Но ровно в полдень пришли уже не охранники, а шестеро солдат, они сняли с решетки замок и приказали выйти. Зандер безропотно подчинился. Один из его конвоиров протянул ему балахон с капюшоном, в котором приводят приговор в исполнение, и потребовал надеть его, а свою одежду снять. Зандер безразлично выполнил приказание. А потом его повели по узким подземным переходам и вывели во двор, где он до этого ни разу не был. Посреди двора стояла простая телега, запряженная парой лошадей, а вокруг нее уже сидели на своих конях еще шестеро солдат.
«Серьезная охрана для государственного преступника», — устало усмехнулся Зандер, надеясь, что скоро, уже очень скоро все закончится.
Ему приказали остановиться. Он подчинился, позволил нацепить на шею железный ошейник с цепью и разветвлениями с наручами к рукам и ногам. Пока закрывали замки на цепях, Зандер с наслаждением вдохнул полной грудью и посмотрел на манящее небо и облака. Какой прекрасный день, чтобы умереть!
— Вперед!
Зандера грубо затолкали в телегу, и она в окружении двенадцати солдат выкатилась через боковую аллею из парка. Но охрана тут же исчезла, словно испарилась. И уже простая телега, сопровождаемая одним лишь человеком, не привлекая ничьего внимания, двинулась вперед, но не в сторону рыночной площади, где уже был готов костер для сожжения государственного преступника, а прочь из города.
— Пить… Пожалуйста. Пить очень хочется, — обратился Зандер к вознице, сидевшему очень близко к нему.
Тот, молча, отстегнул флягу с водой с пояса, протянул ее. Ледяная родниковая вода приятно обожгла нёбо Зандера. Он снова взглянул на небо. Почему-то умирать в такой день совершенно расхотелось.
Мерно покачиваясь, телега выехала за городские ворота и остановилась сразу же в небольшой рощице.
Человек, сопровождавший Зандера, молча расстегнул все цепи и ошейник, помог ему сесть в телеге, но движением руки запретил откидывать капюшон с лица и вообще двигаться…
Не видел Зандер, что точно такая же телега, но в окружении двенадцати солдат в молчании въехала на рыночную площадь, где уже собралась приличная толпа зевак, желающих в этот час получить свою порцию развлечений. Осужденного с опущенным капюшоном на лице под конвоем подвели к костру, в центре которого стоял высокий шест, к которому его и приковали, не снимая тех наручей и цепей, что были уже на нем. Солдаты встали вокруг с мечами наперевес, чтобы исключить любой прецедент. Палач с горящим факелом обошел вокруг костра, готовясь подпалить сухой хворост. Толпа взревела от предвкушения. Палач потряс факелом и стал по одной поджигать вязанки, которые тут же разгорались ярким пламенем.
Осужденный безразлично взирал на действо, как будто это не его сейчас пытаются сжечь на костре — беснующаяся толпа, солдаты, костер, пламя от которого уже поднимается высоко в небо и скоро скроет его от зевак.
Не видел Зандер, что на самом краю площади остановилась черная карета с опущенными шторами без опознавательных гербов. Карета постояла немного, а когда бушующее пламя стало затихать, а черный дым взметнулся высоко в небо, прямо к самым облакам, выехала с площади, и лошади сразу быстрым аллюром понесли ее прочь из города…
Рядом с телегой остановился всадник, в котором Зандер без труда узнал лекаря Вильгельма Риттерса.
— Вы? — спросил он безразлично.
— Я, — ответил тот. — Встрепенитесь, Зандер. Так надо было. Только так ты смог бы получить свободу, и никак иначе.
— Меня будут искать, — Зандер, усмехнувшись, посмотрел на лекаря.
— Не будут. Король видел, как тебя сожгли на костре… Впрочем, Лемми тоже…
— Все-таки кого-то сожгли на костре, — Зандер, ожидая ответа, не мигая смотрел на мужчину.
— Не жалей его. Тот, кого сожгли вместо тебя, был кинсейлом, убийцей стариков и детей, истребителем драконов и всех прочих нелюдей, а также людей, кто помогал нелюдям.
— Почему король хотел избавиться от меня? — глаза Зандера наполнились слезами, а в носу противно защипало. Только этого ему не хватало.
— Он не хотел, — покачал головой мужчина. — Он хотел совсем другого. Прости, я виноват. Знал, что его величество не устоит перед чарами твоего вампира. Вот все и подстроил.
— Как вам это удалось? — Зандер хотел казаться безразличным, но эмоции постепенно возвращались к нему.