Дорога на Берлин
Шрифт:
А король все настойчивее требует немедленно, сию минуту, начать атаку.
— Что же, — говорит принц Вюртембергский, — вверим себя, если не богине разума, то хоть богине удачи.
Он оглядывает в последний раз свои эскадроны и машет платком. Кавалерия тяжелым галопом движется к Кунерсдорфу, в открытую огненную пасть, давно приготовлению русскими.
Артиллеристы Бороздина работают наславу. Из окопов несется густой рой пуль; тут засели полки Невский, Казанский, Псковский, 3-й и 4-й Гренадерский. Пыл пруссаков быстро остывает. Напрасно принц носится взад и вперед в грохочущем аду. Никто больше не следует за ним. Прусская кавалерия в полном
Увидев отступление пруссаков, два эскадрона русских кирасиров и два эскадрона австрийских гусаров проскакивают через окопы и устремляются в погоню, усугубляя вмешательство противника. А пушки все бьют и бьют, посылая вдогонку удирающим ядра и картечь.
За прудами Зейдлиц, держа на перевязи раненую руку, бледный от потери крови, привел в порядок отступившие эскадроны. Вокруг падали долетавшие и сюда снаряды. Тугие волны горячего воздуха клубили едкую пыль. На зубах скрипел песок, и этот скрежет, как бы твердивший о бесславном отступлении, был унизителен.
— Где генерал Финк? — спросил Зейдлиц.
— Ранен.
— А Гюльзен?
— Тоже ранен.
— Позовите ко мне принца Евгения.
— Он ранен.
Зейдлиц разразился проклятием. В хорошенькую историю вовлек их король!
Адъютанты вокруг него тревожно шептались: занятые русскими холмы покрылись черными точками. От Большого Шпица они быстро распространялись вниз, в лощину Кугрунда, и по направлению к Мюльбергу.
— Атака… Русские перешли в наступление… — взволнованно шепчутся адъютанты.
Нарвский, Московский, Казанский, Воронежский полки погнали неприятеля в Кугрунд. С другой стороны шли вологодцы, апшеронцы и азовцы. Сильные в обороне, русские оказались не менее сильны в наступлении. Пруссаки же, когда им довелось защищаться, не проявили и половины той стойкости, какую обнаружили утром русские. Теперь армии как бы поменялись ролями. Главная масса прусской пехоты скучилась на Мюльберге и гибла там от огня шуваловских гаубиц, искусно направляемых Бороздиным.
Фридрих понял, что на свою пехоту он больше не может рассчитывать. Оставалась кое-какая надежда на кавалерию: может быть, ей удастся хоть прикрыть отступление армии. Выполняя приказ короля, Зейдлиц вторично перевел эскадроны через пруды и устремился на окопы. И снова его встретил непроходимый ливень пуль и ядер, а с фланга ударила на него конница. На этот раз Румянцев бросил в бой всю кавалерию. Киевские и новотроицкие кирасиры, архангелородские и рязанские конногренадеры, тобольские драгуны, и с ними австрийские гусары Коловрата и Лихтенштейна налетели на левое крыло Зейдлица и совершенно разгромили его.
Фридрих мечтал о чуде. Видя, как растекаются русские полки, уже перешедшие Мюльберг и теснящие пруссаков к болотистым берегам Тюнера, он вдруг хрипло сказал подполковнику Бидербее.
— Возьми моих лейб-кирасиров и останови или хоть задержи русских.
С замиранием сердца он следил за этой атакой. Кирасиры зашли во фланг Нарвскому полку и лихо устремились на него. Вот они врубились, прокладывая себе широкую кровавую дорогу; вот уже дрогнули ряды русских. Но что это? Откуда-то появляются толпы всадников на низкорослых лошадях Они, как туча, обволакивают кирасиров, убивают их, выхватывают их штандарт. Подполковник Бидербее тщетно бьется в схвативших его крепких руках.
Фридрих опускает подзорную трубку. И эта карта бита…
Нарвцев выручил Чугуевский казачий полк, на долю которого выпало отразить последнюю отчаянную попытку Фридриха спасти остатки своей армии.
Теперь
Панический ужас охватил всю прусскую армию. Гренадеры и кирасиры, давя друг друга, бросая ненужное им более оружие, побежали в леса и на мосты, наведенные ранним утром. Они бежали узкими проходами между озерами, теснились на мостах и при появлении русской конницы тотчас сдавались в плен. Пионерский полк [13] сдался целиком, в полном составе.
13
Полк саперов.
Фридрих впал в состояние, близкое к полному исступлению. Он метался среди бегущих, уговаривал их, приказывал, бил тростью, стрелял в них из пистолета. Но тысяченогий людской поток мчался мимо него; артиллеристы, гренадеры, кирасиры, драгуны смешались, одержимые только одной мыслью о спасении.
Король, выбившись из сил, угрюмо смотрел, как бегут швейцарцы, датчане, шотландцы, шведы, саксонцы, поляки… Это он понимал: раз перестали действовать палки фельдфебелей, раз страх перед ними уступил место другому, более сильному чувству страха, — все наемные ландскнехты и рейтары стремятся только спасти свою шкуру. Но кавалерия! Прусские дворяне, получавшие такие выгоды от военной службы! Какое огромное жалование установлено для них! Простой капитан получает тысячу пятьсот талеров в год. И бегут, бегут, как стадо напуганных баранов!
— Ваше величество, — подскакал к Фридриху ротмистр Притвиц. — Казаки!
Из-за ближнего холма показался отряд казаков, с пиками наперевес, понесся на отставших. Эскадрон кирасиров, пытавшийся остановить их, был сразу загнан в болото. Казаки со свистом и гиком устремились на короля, окруженного не более чем сотней гусаров.
— Притвиц! Притвиц! Я погибаю! — воскликнул Фридрих.
Притвиц, собрав своих гусаров, устремился навстречу казакам. Фридрих в сопровождении только флигель-адъютанта поскакал прочь, обгоняя бегущих. Некоторые из них кричали ему вслед грубые ругательства. Неожиданно он вынул из кармана бутылочку с зеленоватой жидкостью и поднес ее ко рту. Гец, зорко следивший за ним, резким ударом выбил из его рук склянку. Фридрих растерянно заморгал глазами и понурил голову. Никто из двоих не произнес ни слова…
В главной квартире Салтыкова не сразу поняли и поверили, что над прусской армией одержана самая решительная и полная победа.
Однако, судя по донесениям командиров, и русские войска были расстроены и очень нуждались в отдыхе. Много часовой упорный бой, необходимость отбивать атаки конницы и не раз действовать штыком, тяжелые потери — все это не могло не сказаться на состоянии армии. Поэтому Салтыков, исходя из тогдашних военных воззрений, решил вести преследование лишь ограниченными силами.
— Надобно разобраться, — сказал он, обращаясь к генералам и офицерам, плотным кольцом окружившим его. — А преследованьем пущай займутся легкая конница графа Тотлебена да австрийская кавалерия: сии полки менее всех в деле участвовали. Фридерик же и без того не скоро оправится.
— Недорубленный лес опять вырастает, — раздался чей-то негромкий спокойный голос.
Ивонин, стоявший подле главнокомандующего, живо повернулся и увидел сухопарого подполковника, лет тридцати, с энергичным лицом и удивительными голубыми глазами, в одно и то же время пронзительными, умными и насмешливыми.