Дорога обратно
Шрифт:
— Ну, кто первый?. — спросил Андрей.
Димка взял лезвие и чиркнул им по пальцу. Показалась кровь.
Потом он передал лезвие Андрею и тот сделал то же самое. Очередь дошла до Нели, она взяла в руки бритвочку, выставила палец, но лезвие дрожало в ее руке, она никак не могла провести им по пальцу.
— Вот так иметь дело с девчонками! — презрительно сказал Андрей и сплюнул.
— Я сейчас… Я не боюсь… Просто не могу лопасть…
Димке было очень жаль Нелю, ему так не хотелось, чтобы она резала палец,
— Дим, помоги мне, придержи руку.
Он придержал ее: руку, и она резанула но пальцу, да так глубоко, что кровь потекла по руке.
Теперь смешивайте, — приказал Андрей.
Они сблизили пальцы, кровь смешалась.
— Ну вот, теперь мы побратимы. Кто предаст товарища, тот трус и подлец.
Потом они разорвали Нелин платок, перевязали пальцы.
— А я больше в этот подвал не пойду, — сказал Димка.
— Почему? — спросил Андрей.
— Хватит прятаться от немцев, что мы, трусы какие-то! Буду наверху зажигалки тушить.
И я, — сказала Неля. — Не могу больше сидеть здесь, меня мутит всегда.
— Тоже героиня нашлась, палец разрезать не могла, а бомб не боится! — Андрей даже отвернулся от нее.
И не боюсь, — сказала Неля. — Вот увидишь!
Посмотрим, — усмехнулся Андрей, — а мне погибать от бомбы неохота. Я еще многое должен совершить.
— Ну и совершай, сиди здесь и совершай.
Больше Неля и Димка в подвал не ходили. И Нелина мама не спускалась туда больше. Надоело.
Месяц с начала войны немцы ознаменовали массированным налетом. Вечером двадцать второго июля на город посыпались зажигательные бомбы. Горели вокзал, порт, радиостанция, жилые дома. Зарево поднималось над городом.
Димка дежурил на крыше вместе с дружинниками. Ему выдали железные щипцы с длинными ручками, он первым схватил упавший на крышу, злобно подпрыгивающий, брызжущий огнем конус, побежал к краю и сбросил его на землю.
— Молодец! — похвалил его дружинник. — Гляди, не упади!
И тут же побежал к другому краю крыши.
И в ту же секунду земля вздрогнула, сильный порыв ветра ударил Димку, вслед за тем что-то оглушающе и тяжко ухнуло, посыпались камни и стекла.
— Фугасная! — крикнул дружинник. — В соседний дом попала!
Димка посмотрел через дорогу и ужаснулся: все окна Нелиного дома просматривались насквозь, через них было видно, как во дворе, внутри дома, поднимается столб огня и пыли.
— Во двор попала! — крикнул дружинник. — Ты куда?
Но Димка не слышал его. С кошачьей ловкостью он слетел по железной пожарной лестнице и бросился через улицу, вбежал в парадное и увидел, что внутренних стен дома нет вовсе, они упали внутрь двора и все квартиры видны как в разрезе.
А лестница в парадном держалась, она была металлическая, и Димка кинулся но ней вверх, вбежал в квартиру, и в дыму, в отблесках племени, натыкаясь на разбросанную, перевернутую мебель, стал пробираться внутрь. И вдруг ему показалось, что он слышит стой, кто-то тихо стонал там, возле балкона. Он стал расшвыривать какие-то обломки, добрался до балкона и увидел Нелю, она косо сидела на полу, прислонившись спиной к уцелевшей стене, пытаясь, видимо, подняться. Она вся была белая от осыпавшейся штукатурки, словно мукой засыпана.
Он поднял ее, попытался поставить на ноги, но она падала, тогда он прислонил ее к стене, подставил спину, перекинул ее руки через свои плечи, наклонился и потащил на себе. Он уже приближался к лестнице, когда опять что-то ухнуло и посыпалось, и от этого грохота, она, видно, пришла в себя.
— Мама! — закричала она. — Там моя мама! — И стала рваться к провалу, за которым бушевало пламя. Он изо всех сил тащил ее вниз, а она вырывалась, билась, кричала, что мама стояла там, возле той стены, которая упала…
Он вытащил ее на улицу, передал дружинникам и кинулся опять в дом вместе с двумя другими людьми.
Но никого больше они не нашли.
Несколько дней Неля жила у них. Димкина мать не отходила он нее, выхаживала, кормила с ложечки, говорила ей ласковые слова, утешала, как могла.
А Неля молчала, не произносила ни слова. Она лежала на Димкиной кровати лицом к окну, смотрела застывшим взглядом на уцелевший фасад своего дома, не плакала, только по лицу ее время от времени проходила судорога.
Это больше всего пугало Димкину мать.
На пятый или шестой день пришло письмо от Нелиного отца. Он писал, что жив и здоров, они ведут тяжелые бои, фашисты собрали большие силы и пока приходится трудно. Но все это временно, подойдет час — и они разобьют фашизм наголову, так что он больше никогда не поднимется. Он сообщил номер полевой почты, просил написать, как они там, и просил, чтобы обязательно уехали, не оставались в городе.
Димка прочитал письмо вслух, и тогда Неля впервые заплакала. Она плакала долго, сотрясаясь всем телом, а потом затихла и уснула.
Утром прибежал Андрей. Он сказал, что вечером госпиталь уезжает специальным поездом, семьи врачей едут тоже, и он мог бы взять Нелю с собой, сказать, что она его сестра.
— Нелечка, деточка, может, поедешь с ними, — Димкина мать ласково наклонилась к ней.
Неля отрицательно покачала головой.
— Ты можешь, конечна, с нами остаться, мы рады будем. Да только видишь, что пишет твой папа — семьям командиров никак нельзя оставаться. Да и поправиться тебе нужно, а тут у нас сама видишь, что делается… Все же там будешь под присмотром докторов, они в случае чего помогут… А там, глядишь, и мы с Димой соберемся, тоже двинемся, приедем к вам. Поезжай, доченька.