Дорога в 1000 ли
Шрифт:
– Подхорунжий шуткует, – сказал старший вахмистр Бояркин и подмигнул Трофимову. – Все ведь всё знают. – И неожиданно добавил: – А у меня предложение.
Участники совета дружно повернулись к нему, и удивление их было понятно: за весь поход Николай Бояркин ничем себя не проявил, а тут, в столь непростом деле, у него одного вдруг явилось предложение.
– Ну, не тяни, говори! – вырвалось у кого-то.
Старший вахмистр встал, откашлялся, поправил ремень с драконом на бляхе – отличительным знаком стражника, ещё разок кашлянул в кулак и сказал:
– Обходной дорогой надо выйти к мосту и там отпустить возчиков. А самим пешком перейти на ту сторону. Ежели нагрянут боксёры с солдатами, на въезде на мост поставить заслон с пулемётом. Он один остановит тыщу солдат.
– Хорошо, – сказал седой поручик, – а что потом с заслоном? Как он будет отходить?
– Дождётся ночи и отойдёт. А может, из Сунгари помощь прибудет, и оборона сорганизуется. А может, уже сорганизовалась. Это ведь мы идём, ничего не знаем, что в мире делается.
– Я как бывший артиллерист в целом предложение вахмистра одобряю, – сказал Василий, – но вот пеший переход по мосту рождает большие сомнения. Представьте: женщины и дети, с узлами и чемоданами, возможно, под пулями – согласитесь, картина энтузиазма не вызывает.
– Куда ни кинь, везде клин, – мрачно заключил седой поручик.
– Можно мне? – поднялся сидевший в сторонке стрелочник Лань.
Сидел так тихо и скромно, что за всё время никто не обратил на него внимания. Если бы заметили, возможно, Дмитрий не сказал бы обидные для него слова.
– Разумеется, можно, – торопливо откликнулся Василий. Он словно почувствовал, что Николай скажет дельное слово, а может, стало стыдно за брата.
– Мы с Лю Чжэнем попробуем уговорить возчиков дойти до Сунгари, – сказал стрелочник. – Когда они получат обещанных лошадей, то в таком большом городе не останутся без работы. Свой конь и своя повозка, да вдали от сварливой жены – чего ещё надо для счастливой жизни?
Кто-то одобрительно хакнул, смех подхватили с видимым облегчением: решение, кажется, нашлось и, надо сказать, неплохое решение.
– А вы – философ, уважаемый Лань, – усмехаясь в прокуренные усы, сказал воспрянувший духом седой поручик. – Давайте действуйте!
Лань посмотрел на Вагранова, к которому относился с большим почтением за всё время похода, – тот согласно кивнул, и Николай, подхватив под руку Лю Чжэня, устремился в глубины каравана, расположившегося большим лагерем вокруг дороги.
Вечером 30 июня караван-отряд Вагранова и Саяпина полностью, без потерь, перешёл Сунгари по большому, через остров Солнца, железнодорожному мосту и вступил в пределы Сунгари, русского города на китайской земле. К удивлению Саяпина и Вагранова, у моста не было даже пикета стражников.
– Ты как знаешь, Василий Иваныч, – сказал Фёдор, – а я оставить мост голышом не могу. Поход наш закончился, стражниками я не командую, а казачки мои встанут здесь, как полагается. Ну и добровольцам место не заказано. Жаль, пушки нет! Самая захудалая бы пригодилась. Ты-то дальше куда направишься?
– Я – к своему начальству, в Главное управление, к Юговичу. Кстати, Гернгросс со своим штабом должен там же находиться. Можешь со мной ему что-нибудь передать.
– Вот спасибо, дорогой! Хотел Ильку отправить, но у меня тут каждый человечек будет на счету, тем паче казак обстрелянный. Я генералу напишу, а ты словами обскажи, что да как. Пущай подмогу присылает и артиллерию. Не батарею, но хотя бы пару пушечек со снарядами. И – патронов, патронов побольше!
– Всё скажу, Фёдор Кузьмич, всё расскажу, – Василий обнял боевого товарища. – Надеюсь, мы ещё увидимся?
– Как не увидеться! Всё только начинается.
Гернгросс прислал десяток стражников и небольшой запас патронов. Пушек в городе не было, ни одной. К счастью, как оказалось, их не было и у китайцев. В распоряжении Фёдора были всё те же сорок семь казаков и сто двадцать восемь стражников. За ночь они соорудили две баррикады, как говорится, из подручных средств – то есть собрали в примостовом, покинутом жителями посёлке всё, что могло сгодиться, в основном то, что осталось от строителей моста и дороги. Одну баррикаду построили примерно на середине моста, вторую на выходе. Вторую сделали повыше, чтобы засевшие на ней могли стрелять через головы защитников первой. По краям её оставили проходы: если придётся оставить первую, то отступившие бойцы через них легче уйдут под защиту второй.
Немаловажным оказался вопрос, где поставить пулемёт – на первой или второй баррикаде. Десяток военачальников, тех, что шли с колонной, и два вахмистра, прибывших от Гернгросса, спорили до хрипоты, приводя свои аргументы. Одни говорили, что пулемёт на первой наведёт страх и ужас на боксёров, и тем самым остановит их и обратит в бегство; другие возражали в том смысле, что боезапас у пулемёта ограничен (десятка два лент по 250 патронов), этого может не хватить для остановки фанатиков, а отступать с ним, довольно-таки тяжёлым, будет сложно: есть вероятность его лишиться.
Фёдор слушал спор и всё больше мрачнел, потому что сам не знал, на что решиться. Волей случая он стал командовать обороной моста, но ему ни разу в жизни не приходилось командовать именно обороной. В атаки ходил неоднократно, а тут…
В конце концов он понял, что должен остановить бессмысленную словесную баталию, и сказал решительно и твёрдо:
– Ставим на первой баррикаде. Вдарим, как получится. Ежели кончатся патроны, уносить его не надо, потому что без патронов это просто никому не нужная тяжёлая железяка.
Говорил и думал: у пулемёта сядет Ваня, его кровинка, и никто не скажет, что с ним станется, когда кончатся патроны. Уж лучше бы сам сел за эту машинку! И тут же решил, что тоже будет на первой баррикаде, рядом с сыном. На то он и командир!
Они появились на железнодорожном полотне на рассвете – безмолвной плотной толпой, похожей на тёмно-серую тучу. Нет, не на тучу, подумал Иван, сидя с Прохором Трофимовым за пулемётом, она похожа на огромного слизняка – он такого видел однажды в тайге, – особенно, когда втянулась в узкий пролёт моста и поползла к баррикаде. Ближе и ближе, вот уже осталось не больше сотни шагов. Ивану показалось, что он слышит тяжёлое сопение «слизняка». Он оглянулся на отца, стоявшего неподалёку с винтовкой на взводе: ну, что же ты, тятя, командуй!