Дорога в 1000 ли
Шрифт:
– В управе в ополчение записывают, – сказал мальчишка, как-то затесавшийся среди взрослых. – Говорят, ружья выдадут и револьверы.
Услышав про запись, несколько мужчин, пригибаясь, зигзагами побежали к управе, благо она была неподалёку, на углу Большой улицы. Остальные лишь проводили их взглядами.
– Вот они, истинные патриоты! – с пафосом сказал трезвомыслящий гражданин.
– А что ж вы сами не побежали? – послышался насмешливый голос.
– Я бегать не могу. У меня ноги больные и одышка. – Трезвомыслящий усиленно задышал, показывая всем, как ему трудно.
«Пойду-ка я в правление, – подумал Павел, – до него ж тоже рукой подать, там наверняка кто-то должон быть, можа, сразу и решат со мной».
Он не побежал, как другие, а спокойно пошёл, стараясь быть как бы в тени колонн Царских ворот, пули с того берега пролетали по сторонам тени, не попадая в неё. Прятавшиеся возле арки удивлённо проводили его взглядами, но последовать за ним никто не рискнул.
А в городской управе действительно шла запись добровольцев в ополчение. Несколько десятков уже записавшихся, выйдя на улицу, оказались на пути убегавших с набережной, однако не устремились вместе с ними в глубину города, а бросились обратно в управу, требуя немедленно выдать оружие. Его было так мало, что добровольцы вырывали ружья друг у друга, и дело доходило до крови. Неизвестно откуда появилось известие, что полсотни ружей есть в магазине купца Чурина. Он был тут же, на Торговой улице, его моментально вскрыли. Заодно взломали замки ещё у нескольких магазинов, но оружия всё-таки не хватало, и взять его было уже негде. К тому же нашлись ушлые обыватели, которые, захватив желанные стволы, понесли их домой с намерением применить для обороны собственных единоличных владений.
Зато другая часть вооружившихся устремилась на берег, чтобы дать отпор маньчжурскому десанту – слух пронёсся, что тот на подходе, – но там негде и нечем было укрыться, да и десанта не оказалось. Однако, словно в награду за их порыв, солдаты прикатили на берег конной тягой две пушки, имевшиеся в наличии, и, невзирая на огонь с китайской стороны, сделали несколько выстрелов по Сахаляну зажигательными бомбами. В городке вспыхнули пожары. Китайцы, видимо, в отместку, запустили по Благовещенску гранаты, но их разрывы не нанесли ощутимого вреда.
Паника в городе поутихла, да по-настоящему её, собственно, и не было: просто поначалу сработал эффект неожиданности. А потом горожане убедились, что противник стреляет плохо, попыток вторжения не наблюдается, и успокоились. Когда же через пару часов обстрел затих, на участках, определённых городской думой, развернулась работа по сооружению ложементов и траншей для укрытия ополченцев.
К тому времени июльские сумерки окутали дома и улицы. Увеличился поток телег и повозок из города на север: многие обыватели, опасаясь вторжения, предпочли выбраться в чистое поле и там переждать неопределённую и опасную ситуацию. У кого было оружие, берегли его как единственную в жизни опору, не продавали ни за какие деньги, а пытающихся отобрать грозили пристрелить на месте. За городом разбивались настоящие бивуаки, на кострах готовилась еда, и появились нищие – они ходили между кострами и выпрашивали еду ради Христа. Их не гнали, кормили и отводили душу в разговорах о будущих неприятностях и возможных бедах.
Военный губернатор, бывший за Зеей на посту № 1, узнал об обстреле поздним вечером и немедленно приказал вернуть в город две роты солдат, сотню казаков и четыре пушки с боеприпасами. А для восполнения уходящих сил велел создать крестьянское ополчение, что и было исполнено буквально на следующий день. Причём никто у крестьян согласия не спрашивал, всех здоровых записали поголовно. Кроме того, в Благовещенск были отправлены курсировавшие между постами пароходы «Газимур» и «Селенга». Их китайцы несколько раз подвергали ружейному и артиллерийскому обстрелу. К счастью, пока без жертв.
Генерал вернулся в город глубокой ночью и первым делом вызвал к себе подполковника Орфёнова и полицеймейстера Батаревича. Они явились полусонные, от усталости еле стояли на ногах. Заметив это, Константин Николаевич немедленно усадил их и попросил дежурного офицера приготовить чай.
Выпив свою чашку и подождав, пока офицеры придут в себя, требовательно сказал:
– Рассказывайте всё без малейшей утайки. Что произошло и что сделано. Начните вы, Леонид Феофилактович.
Рассказы Батаревича, а затем Орфёнова произвели на губернатора такое впечатление, что он не смог усидеть в кресле, вскочил и начал вышагивать по кабинету туда-сюда. Головы подполковника и полицеймейстера поворачивались, следуя за его движением. Они не знали, о чём думал при этом командующий войсками, но не сомневались, что о крайне важном на данный момент. Потому что сами думали о том же.
А генерал-лейтенант и наказной атаман Амурского войска размышлял о том, какой же он никудышний стратег – не сумел просчитать варианты поведения противника, двинул вверенные ему войска на самое простое, можно сказать, лежащее на поверхности направление и оставил Благовещенск без защиты. Китайцам ничего не стоило форсировать Амур, захватить город и устроить резню, подобную той, что была в Пекине. Не иначе как сам Господь спас русских.
Молчание затягивалось.
Наконец генерал остановился и глубоко вздохнул. Облегчённо вздохнули и офицеры, но, как оказалось, напрасно.
– Леонид Феофилактович, – негромко, но достаточно сурово произнёс Константин Николаевич, – вы ничего не сказали о наших городских китайцах. Мне сказывали, что они бегают с ножами по городу.
– Никак нет, ваше превосходительство, – вскочил полицеймейстер. – Это – безосновательные слухи. Когда начался обстрел, многие китайцы бежали из города и укрылись где-то по Марковой дороге, полагаю, в ложбине под горой, в перелесках. Завтра пошлю полицейских и казаков, чтобы вернули в город и всех переписали. И в городе проведём обыски. Всех соберём и отправим на ту сторону, чтоб не путались под ногами.
– Сколько предполагаете собрать?
– Да не меньше чем тысячи полторы-две.
– И где же вы их столько разместите?
– А во дворе лесопильни Мордина, – подал голос подполковник. – Места хватит.
– А как и где переправлять?
– Есть одно лишь место, где не стреляют, это – не доходя до Верхне-Благовещенского, – сказал Батаревич. – Но там нет лодок.
– На такую прорву лодок не найти, – снова вмешался Орфёнов. – Пусть уходят вплавь.
– Мы не знаем, умеют ли они плавать, – развёл руками генерал.
– А это, ваше превосходительство, не наша забота. Могли бы и научиться.
– Ладно, – поморщился Грибский, – собирайте, переписывайте. Как быть, решим потом. Что ещё?
– Да вот, – Батаревич вынул из кармана, развернул и подал губернатору большой лист плотной бумаги, на котором был изображён зверского вида китаец с дюжиной ножей в обеих руках, склонившийся над поверженным русским. Надпись иероглифами, видимо, поясняла изображение.
– Что это такое? – Константин Николаевич повертел лист туда-сюда и даже заглянул на обратную сторону, но там ничего не было.