Дорога в две тысячи ли
Шрифт:
– езонно, - проворчал Ли Чжан.
– К свиньям собачьим такую империю.
И приказал срочно позвать в свой шатер командира Ши-чэна.
Люси и соратники
На восьмой день вынужденного «отдыха» в гостеприимнoм Дане вопроc продовольствия встал не то что ребром, а прямо-таки лезвием. И лезвие это полоснуло прямо по нежному горлышку воинской дисциплины.
– Четвертую мерзавцев! – ярился Лю, расплескивая паршивый чай авторства Люй Ши, к
Девушка, не испуганная, нет, но опечаленная этим взрывом ярости, с трудом сумела вклинить в поток проклятий резонный вопрос:
– Да что случилось-то?
– … и подам их гнилые потроха под кисло-сладким соусом! – Пэй-гун шарахнул по столу кулаком и не только раскрошил в мелкое крошево чашку, но и по столешнице трещину пустил. И, словно oбессилев от этого последнего всплеска бешенства, притих, закрыв лицо ладонью.
«Небесная лиса» при всем желании не смогла бы неслышно проскользнуть к нему и нежно погладить каменно-жесткое плечо. На костылях – нипочем не вышло бы. Поэтому, когда Люся доковыляла до шумно и резко вздыхавшего, как запаленный жеребец, ханьца, нежность из нее улетучилась,так что вместо участливого поглаживания она попросту с силой дернула Пэй-гуна за рукав.
– Не дави на жалость, мятежник Лю, не так уж ты и потрясен. ассказывай, что стряслось.
Лю с мрачной иронией глянул из-под ладони и покачал головой:
– Жестокосeрдая дева! Неужто в тебе нет ни капли жалости?
– Да как-то не замечала, - пожала плечами Люся. – Пожалеть я тебя пожалею. Потом. Может быть. Но сейчас – дело гoвори. Что произошло, и почему твой братец Синь вон там за кустами бродит, а на террасу не идет?
Лю прищурился. Дальние кусты за прудом с карпами и впрямь шелестели знакомыми светлыми шелками и тихонько покашливали.
– А-а… Это он за мной. На казнь пойдем.
– Какую казнь? – оторопела девушка.
– Чью?
Лю понуро сгорбился над столом и вяло махнул рукой.
– Двое солдат… Небеса! – он снова вскинул голову и cверкнул глазами: - Два моих придурка сегодня ночью влезли в дом чиновника Ю.
– И?
– И пока один кувыркался в кладовой со старшей женой хозяина, другой решил поискать вина и жратвы.
– Ну? Дальше?
Из Лю Дзы историю этого древнекитайского гоп-стопа приходилось клещами тянуть. Люся нетерпеливо стукнула костылем по сапогу своего ханьца.
– Говори.
– Пока любитель выпивки шарил в потемках, он сослепу разбил кувшин масла и перевернул светильник. Начался пожар. Слуги сбежались… Господин Ю первым примчался, хоть и был уже мужем почтенным, убеленным годами…
– Был?
– уточнила «хулидзын». Картина начала проясняться.
– Уже – был, - кивнул Пэй-гун.
– Потому что когда чиновник Ю ворвался в кладовку, он застал там свою госпожу и моего солдата с развязанными штанами. этот засранец похотливый ничего лучше не придумал,
– жена? То есть, вдова его?
– вдова – кстати, племянница ашего гостеприимного градоправителя! – завизжала, что дураки мои ее в ту кладовку затащили силой и имели там по очереди… прости мою грубость, моя госпожа…
– Ага, – сообразила Люся, – То есть теперь вместо баальной интрижки с замужней бабой и воровства…
– Прелюбодеяия и воровства, - уточнил Лю. – Это важно.
– Ладно-ладно, поняла! У нас теперь выходит: грабеж,изнасилование и убийство?
– И поджог. Прo пожар не забывай.
Девушка мотнула головой. В городе, где в прижавшихся друг к другу домах сплошь и рядом все деревянное и бумажное… Да, поджог – это еще страшнее, чем грабеж с убийством.
– И что теперь с ними будет?
– Теперь… - Пэй-гун душераздирающе вздохнул и потер шею.
– Теперь обоих придется казнить. Сначала их оскопят, потом – будут бить палками, пока не раздробят все кости, а под конец бабника обезглавят, а обжоре – вспорют живот.
Люся закашлялась, чувствуя, как к горлу катится волна тошноты. Уж на что оа навидалась расправ и казней, а все-таки…
– Да вы люди вообще?
– сдавленно просипела она и глотнула чаю прямо из чайника. Легче не стало.
– Просто обезглавить – не судьба? Обязательно надо вот так замучить?
– А ты думаешь, что мне приятно поступать так со своими людьми? – прошипел в ответ Лю, прищурившись и потемнев лицом. – Думаешь, я не спас бы их – моих бойцов, моих братьев! – если бы имелся хоть какой-то выход? Ты так думаешь обо мне?
Но пришелицу из будущего шипением сквозь зубы и играющими на скулах желваками было не смутить, а по-тигриному сверкать глазами она и сама умела:
– Выход? Способ? Разве ты – не Пэй-гун? Разве вся эта… - она взмахнула рукавом, - вся эта чиновная саранча не пoлзала перед тобой, когда сдавали город? Я же помню, я – видела! Так какие тебе нужны способы и выходы? Просто пойди и спаси своих людей! Хотя бы… хотя бы от мучений!
Лю Дзы встал, упираясь сжатыми кулаками в стол, который разделял их,и ответил с тоскливой, безнадежной злостью:
– Я – Пэй-гун, но есть военный закон. Даже я сам не могу его нарушить,иначе…
– Иначе – что?
– Иначе завтра же все мои тридцать тысяч разграбят и сожгут этот город, мой город, и никто не сможет остановить их. Ни я, ни даже Яшмовый Владыка. Это – вчерашние крестьяне, беглые рабы, преступники, разбойники и нищеброды, они только недавно стали солдатами. И они – голодны. Цзи Синь говорит, что этими двумя жертвами мы купим не только спокойствие горожан и повиновение войск, но и помощь градоправителя в обеспечении нас провизией…
– То есть, – Люся и хотела бы удержаться от презрительной гримасы, но губы ее сами собой глумливо искривились, - ты продаешь жизни своих солдат за пару мешков проса? Ну, если по-честному? А?