Дорога в две тысячи ли

Астахова Людмила Викторовна

– Кто сам без греха, пусть первым бросит камень, – снова уловил оцепеневший Бо шепот небесной лисы. – Да, мой Лю, тoлько так. Господи, прости, но по-другому с ними ельзя…

Толпа безмолвствовала. Люди нерешительно переглядывались, шептались, подталкивали друг друга, но сколько не ждал Пэй-гун, желающих блеснуть небесной добродетельностью всё не находилось. Наконец из первых рядов раздался несмелый голос:

– … это… Как определить-то, добродетельный или нет?

– Так ведь наша небесная госпожа, - Лю Дзы кивнул на свою хулидзын, - прожила тысячу лет праведной жизнью и сошла с Небес по воле

Яшмового Владыки. Ей ведомы все тайны земли и Неба,и в сердцах людей она читает так легко, словно держит перед собой Книгу Девяти Небес! Стоит лишь ей взглянуть в глаза смертному человеку,и сразу станут видны все его дела и прегрешения.

По площади прокатилась волна шевеления. Потенциальные добровольцы непроизвольно отхлынули от помоста, злодеев, Пэй-гуна и его лисы. Даже градоначальник попятился вместе с креслом.

– А ежели… - спросили снова, но уже не из первых рядов, а подальше, хоть голос был тот же. – жели добродетельный этот муж окажется… ну… не таким уж и праведником? Тогда-то что?

– Тогда, - шагнула вперед хулидзын и обольстительно улыбнулась, – я съем его лживое сердце.

– Я… это… просто так спросил!

В толпе вдруг образовалось пустое место, в центре которого маячил воин со значком командира кавалерийского ляна на доспехах. Народ шарахнулся от болтливого конника как от зачумленного.

– Так ты не хочешь выступить судьей, славный воин? – поинтересовалась лисица.

– Не-не-не! – замотал головой тот, оглядываясь в поисках спасительной лазейки.
– Нет, наша небесная госпожа, какой из меня праведник… Но а эти-то? С ними-то что? Может…

– Вот и мне интересно… - пробормотал себе под ос бывший пекарь.

Завидев, как одобрительно кивает Пэй-гун и улыбается лиса, воин осмелел и высказал предложение, которое тут е поддержали все остальные глухим согласным гулом:

– Может, раз такое дело, небесная госпожа их сама порешит… в смысле, порешает, чо там с ними делать? Нашей госпоже надо же ж здоровьишко поправлять, вон как исхудала вся, говорят,и не кушает совсем…

И тут несчастный Гуй Фэнь все-таки лишился сознания, со стоном и звоном осев на помост. И каждому из бывших на площади, даже господину градоначальнику Ди, стало совершенно очевидно – это и есть знак Небес.

И никто не обратил внимания на солидного человека в неярких, но добротных одеждах, внимательно наблюдавшего за всем, что случилось в тот день на площади Дана, за несостоявшейся казнью, Лю Дзы, небесной лисой, народом и Небесами.

– Да, – негромко молвил этот господин, когда злодеев убрали с помоста, Пэй-гун собственноручно усадил свою хулидзын на коня и повел его в поводу, а толпа стала расходиться, бойко обсуждая события. – Вынужден признать, что ты прав, мой мальчик. Интересная женщина, необычная. Я определенно хoчу с ней встретиться. Устрой это, сын.

– Да, батюшка, - послушно отозвался юный Люй Ши, непривычно тихий, почтительный и даже слегка испуганный.
– Дозвольте мне уйти?

– Иди-иди, - взмахом рукава отпустив юношу, господин Люй кивнул слугам, уселся в повозку и, покойно сложив руки на животе, прикрыл глаза, погружаясь в размышления. му было, о чем подумать.

Таня и Сян Юн

Армия

чжухоу катилась на запад, словно селевый поток с горы, практически не встречая сопротивления. В авангарде шли сдавшиеся Сян Юну циньские полки, ведомые Сыма Синем. Так тут было принято – пускать вперед тех, кому меньше всего доверяешь, а Сян Юн свежеобретенным союзникам не доверял совершенно. И дело даже не в том, что у знаменитого циньского военачальника Ли Чжана прямо на лице было здоровенными иероглифами написано «я твоего дядю убил, я и тебя убью, чуская свинья». К тому же, добровольная сдача в плен еще не означала милосердия со стороны победителя. Солдаты и офицеры чжухоу, как могли, мстили бывшим врагам за унижения прежниx лет. Империя Цинь, подмяв под себя шесть древних царств, сделала всё, прежде всего своими драконoвскими законами, чтобы покоренные народы накопили достаточно обид.

А Сян Юн преспокойно беседовал с Ли Чжаном, не забывая в нужных местах растягивать губы в улыбке и периодически одаривать очередной драгоценной побрякушкой.

– Mon g'en'eral, вам не кажется, что это как-то... лицемерно?
– спросила Татьяна после очередного совещания штабных офицеров.
– К Ли Чжану же страшно спиной поворачиваться, даже когда в руках у него простая кисточка для письма.

– Война – путь обмана, моя добросердечная Тьян Ню, - философски заметил тот.
– Я утешаю себя тем, что представляю его без головы, он тешит себя теми же мыслями.

– Тогда зачем вы назначили его Юн-ваном?

– Быть правителем столичнoго уезда – большая честь. Ли Чжану это очень льстит, ведь Юн - исконная земля Цинь. Но этот титул вовсе не дарует неуязвимости, а я не рассчитываю, что Ли Чжан будет верен мне.

Таня пригорюнилась:

– У вас тут вообще верить хоть кому-то можно?

на тщательно размешивала содержимое тушечницы, чтобы le g'en'eral смог поскорее покончить с рутинной писаниной. До сих пор Татьяна полагала, что военная бюрократия - это изобретение и прерогатива более цивилизованных времен. Ан нет! Древнему полководцу тоже приходилось тратить кучу времени на всякие депеши и приказы. А их ему несли и несли без остановки.

– Мне вы тоже не слишком-то доверяете, – фыркнул Сян Юн. – Поцеловали и сбежали. Мне, может, обидно?

– А вы с самого начала зарекомендовали себя не с лучшей стороны, – напомила Таня, продолжая невозмутимо растирать тушь. – Утраченную репутацию бывает очень трудно восстановить.

– Какая вы злопамятная!
– деланно ужаснулся главнокомандующий.
– Небесные создания должны быть терпимее к недостаткам смертных мужей.

И в наказание мазнул Таню кисточкой по носу.

– Что? Да мое терпение по отношению к вам, mon g'en'eral, поистине безгранично!
– воскликнула девушка, пытаясь оттереть испачканное лицо.

Сян Юн тут же с покаянным видом украсил кончик собственного носа черным пятном, чтобы, так сказать, уравновесить ущерб.

– Я все равно вам отомщу, - посулила Таня, вооружаясь другой кисточкой. И быть им обоим изрисованными, но в шатер ворвался Мин Хе.

– Мой господин... Ой, а что это вы делаете?

Парень повидал на свoем коротком веку немало генеральских причуд, в основном жестоких, но чтобы друг друга расписывать тушью... Это что-то новенькое.