Дорога в две тысячи ли
Шрифт:
Градоначальство Синьаня бежало в исконные циньские земли, едва на горизонте показались белые стяги Чу,и город вообще никто не оборонял. Но спасла его от разграбления не покорность судьбе, а большой ящик, доставленный с превеликим тщанием из Пэнчэна. Кто бы мог подумать?
– Что у нас тут?
– спросил главнокомандующий сопровождaвших ценный груз.
– Ничтожные слуги ничего не знают, благородный господин, – степенно молвил старшина бригады носильщиков – колченогий, но шустрый дядька средних лет. – Добрые люди вручили нам сей ящик с наказом доставить пред ваши
Толпа вояк, собравшихся поглазеть, внимала его рассказу потрясенно и внимательно, включая командиров и военачальников.
– Добрые люди?
– недоверчиво уточнил Сян Юн, обойдя подарочек кругом. – Они ведь были с мечами и копьями?
– Так точно, благородный господин. С очень большими мечами и острыми копьями, - подтвердил старшина и отчего-то яростно почесал ягодицу.
– И с красными знаменами, поди?
Дядька выпучил глаза и залопотал:
– Надо же, как вы это ловко прознали! Прямо будто рядoм стояли. Это ж надо!
Сян Юн почти догадался, кого найдет в ящике, но всё никак поверить не мог.
– Подарок от Пэй-гуна, э? – задумчиво молвил военачальник Пу, сосредоточенно тыкая острием копья в зазор между досками.
– Дерзко.
– «Младший братец» мастер шутки шутить, как я погляжу, - поддержал его Гэ Юань.
Сян Юн, услышав такое знакомое имя, невольно передернул плечами.
– Отчего же, я люблю подарки. Открывайте немедля, – приказал он.
Как и ожидалось, внутри, в смраде и нечистотах находился чуский ван собственной персоой. При нем отыскалось личное письмо от Пэй-гуна к его «уважаемому старшему брату» и некая загадочная шкатулка.
Чуcкий полководец задумчиво поглядел на безоблачное небо, отер шелковым платочком пот со лба и приказал «подарок» из упаковки извлечь и оттащить внутрь дома, где куда прохладней и на порядок тише. Еще день назад Сян Юн зарубил бы Куай-вана, прямо не сходя с места, но теперь, когда гнев схлынул, делать это на глазах у подчиненных он счел поступком неразумным. Все-таки номинально этот... овечий кал по-прежнему владыка Чу, а к носителю власти надо проявлять уважение.
Внутри захваченной усадьбы все окна были открыты настежь, а потому так привольно гулял свеий ветерок, покачивая легкие шторы из бамбуковой соломки и унося прочь вонь,исходившую от Куай-вана.
Сян Юн степенно развернул связку из дощечек и пробежался глазами по строкам письма.
– а! тличный слог для вчерашнего чеpнoголового, - не удержался он от невольной похвалы в адрес Пэй-гуна. – Даже не ожидал.
Он присел на корточки напротив скрюченного в три погибели вана и спросил самым ласковым тоном, на какой только был способен:
– Ну что, хорек, допрыгался? Так-то ты помнишь добро? Мой дядя достал тебя из выгребной ямы, отмыл, откормил, а ты его как отблагодарил, а?
– и потыкал в собеседника свернутым в рулон письмом. Так мальчишки тормошат трупик крысы палочкой.
– Пощади, - прохрипел Куай-ван, прижимая к груди шкатулочку,точно мать –
– ведь ты, сволочь, за моей спиной с Цинью снюхивался, помог дядю убить, небесную госпожу замордовал. Разве нет?
Владыка Чу всхлипнул и сжался в комок, признавая все обвинения.
– Ума тебе не занимать, раз умудрился столько времени прикидываться неопасным придурком. Я бы так не смог, – рассуждал вслух Сян Юн, перекидывая письмо из руки в руку.
– Стало быть, должен понимать, что означает твой приказ насчет взятия Санъяна?
– Меня Пэй-гун заставил! Он меня заставил! Приказал!
– заверещал Куай-ван.
– А ты хотел жить и всё сделал, да? он тебе все равно яйца отрезал, – генерал указал на шкатулочку.
– й-ай, какой нехороший Пэй-гун.
Больше всего Сян Юну хотелось придумать сейчас, ак бы половчее использовать мерзавца в политической игре, но как назло ничего умного в голову не шло. Сян Лян бы,тот да,тот нашел бы для этого холощеного барана лучшее применение.
– Знаешь, что написано в письме?
– Не-ет.
– Пэй-гун пишет, что это ты и твоя жизнь - наше «суверенное внутричуское дело», в которое он не вправе вмешиваться, а потому возвращает тебя... Как он там пишет?
– Сян Юн подсмотрел в письме.
– Со всем положеными взрослому мужчине деталями и частями. О как!
Удар мечом оборвал короткую, но насыщенную событиями жизнь последнего чуского вана так, что тот ничего и не понял.
– Бывший крестьянин не стал руки об тебя марать, и вся «честь» досталась мне, - закончил мысль главнокомандующий, тщательно вытирая клинок об одежду мертвеца, прежде чем вeрнуть в ножны. – Мой счет к тебе, дорогой младший братец, растет не по дням, а по часам.
– Уберите тело, – приказал Сян Юн, выходя на свежий воздух. – Наш благородный ван подавился персиковой косточкой. Какая нелепая смерть.
Люся и старый Люй
– Небесная госпожа.
Люся, уже внутренне готовая к очередному падению ниц и лобзанию половиц, с интересом выгнула бровь. Этот древний китаец глаза от восторга не закатывал и головой об пол не бился. Просто поклонился – низко, почтительно, выставив вперед руки, почти до кончиков пальцев скрытые длинными рукавами – и выпрямился с достоинством и даже каим-то изяществом, удивительным в столь почтенном господине.
– Господин Люй, я полагаю? – представив на своем месте почeму-то Танину матушку, светски осведомилась небесная лиса.
– Не желаете ли чаю?
– Если напиток готовил мой младший сын, то пусть госпожа простит неучтивость грубого торговца, - папенька Чертенка прищурился.
– У моего Ши-эра множество достоинств, но чай он заваривать не умеет.
– Не обижайте мальчика, - строго предупредила Людмила.
– Он мне жизнь спас.
– Я знаю, - кивнул китаец. – И не удивлен. Не все мои дети – источник радости для родителя, но Ши-эр вырос очень смышленым. Госпожа извинит этого торговца, если он не сможет достойно воспеть ее небеcную красoту, но сразу перейдет к делу?