Дорога затмения
Шрифт:
— А… более быстрого способа нет?
Она развела бедра в стороны, потом быстро сомкнула их и вновь развела, помогая его рукам подобраться к распадку, уже содрогающемуся от легких ритмичных толчков, словно бы вторящих биению ее сердца.
— Есть, — выдохнул он, кусая завитки ее жестких волос. — Достаточно лишь вкусить моей крови.
— И я стану бессмертной?
Ему не хотелось убивать в ней надежду, но и лгать было тоже нельзя.
— Почти. Перерождение, например, не спасает от расчленяющих тело ударов или испепеляющего огня. Но раны, смертельные для обычного человека, таким, как я, уже не страшны и годы над нами не властны.
Спина Чи-Ю неожиданно выгнулась, и все ее тело затрепетало. Из груди китаянки вырвался стон — негромкий, но полный сладостной муки. Кровь ударила ей в лицо, жгучий жар опалил ступни, бедра прошили тысячи раскаленных иголок. Пальцы мучителя дернулись и ослабли, освобождая дорогу первому
Потом, спустя вечность, вихрь упоительных ощущений улегся и на смену ему пришло состояние глубочайшего успокоения.
— Чи-Ю, — шепот, до нее долетевший, казалось, был порождением ночной тишины. — Эти мгновения… они драгоценны… они как награда… вселенная дарит их нам.
Прошло какое-то время, прежде чем она смогла постичь смысл сказанного. Чи-Ю медленно высвободилась из объятий, потом повернулась и встретилась с испытующим взором его магнетических глаз.
— Вы говорите так, будто нам никогда больше не представится случая пережить все это еще раз. — Ей хотелось лишь намекнуть этому странному человеку, насколько их встречи дороги для нее, однако к словам ее примешалась невольная горечь.
Он неопределенно пожал плечами, потом спросил с некоторым усилием:
— А что думаете по этому поводу вы?
Она отвернулась.
— Не знаю.
Он прикоснулся к ее плечу и тут же убрал руку.
— Чи-Ю, обойдемся без мелочной лжи. Она недостойна нас. До решающей схватки остались считаные часы, а вы знаете о войне достаточно много, чтобы не понимать, сколь скромны наши перспективы.
— Именно потому я и буду сражаться внизу, — пробормотала она, глубоко вздыхая. Дверь в волшебный мир закрывалась, и гораздо скорее, чем ей бы хотелось. — Здесь дожидаться нельзя. Слишком много монголов, а нас слишком мало. Крепость в одночасье сожгут. В поле же мы продержимся, долго ли — я не знаю, однако противник тоже получит свое. — Руки ее пришли в движение, туго запахивая полы халата.
— Вы ведь послали кого-то к Тану Манг-Фа?
— Да.
— Полагаете, он окажет вам помощь?
Взор Чи-Ю потускнел.
— Нет.
— Так почему бы вам не воспользоваться тем, что у вас под рукой? Вот моя кровь, она даст вам защиту. Может, непрочную, и все-таки это шанс.
Лунный серп за окном вошел в облака, комната погрузилась во тьму. Иноземец словно бы растворился в ней, о том, что он все еще здесь, говорило лишь слабое свечение его глаз. Как мало, в сущности, она о нем знает! Ответ слетел с ее уст сам собой.
— Я приму ваш дар, но… после битвы, в том случае, если останусь жива. — Чужак открыл было рот и тут же закрыл его, остановленный повелительным жестом. — Это — моя земля, и я за нее в ответе. Если ее захватят, я паду вместе с ней. — Чи-Ю поморщилась — ей претила высокопарность собственных слов — и просительным тоном добавила: — Ши Же-Мэн, не сердитесь. У меня нет права заботиться о себе. Это было бы… — Она нахмурилась, подыскивая слова. — Это было бы откровенно бесчестным.
Сен-Жермен мог бы напомнить упрямице, сколь многие знаменитые полководцы не стеснялись заботиться о себе и в менее безвыходных положениях, но неожиданный спазм сдавил его горло и не дал ему говорить.
Чи-Ю тоже притихла, потом сказала:
— Мой отец следовал заветам Фу-Цзы, а я — плоть от его плоти. Отступив перед лицом беды, я в запредельных мирах не смогу воссоединиться с духами своих предков, а мое имя навеки вычеркнут из истории рода.
Он только вздохнул.
— О запредельных мирах я мало что знаю. Что же касается вашего имени, то задумайтесь, кто будет решать, вписать его или нет в поминальные книги. Чиновники из столиц? Ослы, запутавшиеся в дворцовых интригах? Еще десяток лет их бессмысленного правления, и империя рухнет! Каким образом эти твари отличают, где честь, где бесчестье, вы можете мне объяснить?
— Нет, — ответила она серьезно. — Но жители долин верят мне, и я буду сражаться за них. — Отец никогда не пускался в подобные рассуждения, подумалось ей. — Мои братья мне не помощники, моих родичей возмущает мой вид. Но местные селяне идут ко мне со своими заботами и отдают под мое начало своих сыновей.
Помолчав, Чи-Ю отошла от окна и сказала:
— Мне нужно одеться. Мои люди будут здесь через час.
— Но… нельзя ли мне задержаться? Хлопотно в одиночку облачаться в доспехи. Полагаю, я мог бы вам в чем-то помочь.
— Нет, я управлюсь сама.
— Почет? — изумился он.
Она отвела взгляд.
— Или за нечто большее, чему у меня нет названия.
— Чи-Ю, — выдохнул Сен-Жермен, но ее уже в комнате не было. Он стоял один в напоенной призрачным лунным сиянием мгле.
Неотправленное письмо Куана Сан-Же инородному алхимику Ши Же-Мэну.
Праздник Осеннего Урожая, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла, Ло-Янг.
Мой дорогой друг!
Насколько я себе представляю, чудовищное нашествие орд Тэмучжина обошло край, где вы сейчас пребываете, стороной! Впрочем, о положении дел в провинциях нам известно очень немногое. Да что там — в провинциях, мы не ведаем, что творится в часе езды от нас. В последние месяцы меня ободряют лишь мысли о вас, остальное же время я коротаю в унынии. Небо, вы не поверите, как разительно переменился Ло-Янг!
Враг, правда, пока еще не стучится в наши ворота, однако город набит солдатами, но более всего удручает досужая болтовня в кабачках. Никто уже не верит в победу империи, и даже чиновники всерьез обсуждают, какие области управления государством доверит им новоявленный наместник небес Чингисхан!
Причина, по которой я вам пишу, тоже печальна, однако я должен сказать то, что должен. Друг мой, ни под каким видом (почему — вы тут же поймете) не возвращайтесь сюда! Иностранцы в Ло-Янге сейчас подвергаются серьезной опасности, недалекие горожане преследуют их. Три дня назад двоих корейских ученых побили камнями торговки с базара на улице Ив. Вы со своей бросающейся в глаза внешностью никак не сможете избежать подобных нападок, кончится тем, что однажды вас просто убьют. Поверьте, если бы сейчас путешествия не были сопряжены с огромнейшим риском, я сам сопроводил бы это письмо обращением к администрации округа Шу-Р с просьбой приютить меня в каком-нибудь безопасном местечке, например в крепости Мао-Та.
Я несказанно счастлив, что вещи, мною вам посланные, вами получены. Ваше уведомление о том несколько задержалось в пути, однако оно все же дошло до меня — с капитаном имперских лучников. Вы искренне порадовали меня заверением, что не намерены обращаться к властям с иском о возмещении нанесенных вам убытков. В другой ситуации я бы настаивал на обратном, но сейчас всей душой одобряю ваше решение, ибо грядут слишком скверные времена.
Мой двоюродный брат, чиновник из трибунала, шепнул мне, что на западе не ожидается серьезных боев. Тэмучжин пойдет на столицы, так думают генералы. Сколь же удачливы вы оказались, мой друг, вовремя удалившись от тягостных треволнений! Здесь же мы днем и ночью трясемся, опасаясь внезапного появления варваров и уповая лишь на милосердие и благосклонность небес!
Страх этот, похоже, сделал меня невежей. Я все еще не спросил вас ни о результатах ваших исследований, ни о других подробностях вашего пребывания в округе Шу-Р. Простите меня, но в первую очередь я, видимо, все-таки горожанин, прикипевший всем сердцем к суматохе Ло-Янга. Мне трудно вообразить, что кто-то может успешно трудиться в условиях, далеких от городских.
Да и наука наша сейчас пребывает в загоне. Власти, чтобы развить видимость деятельности, всюду суют свой нос. Особенно они докучают алхимикам, тем запретили опыты по изготовлению золота, опасаясь якобы, что успех этого предприятия обесценит столь редкий и благородный металл. Мы киваем, соглашаемся и работаем лишь с оглядкой, предварительно убедившись, что за нами никто не следит.
Поверьте, когда дела тут пойдут на лад, когда презренных монголов загонят обратно в пустыню, я с величайшим удовольствием приму вас в Ло-Янге и помогу вам восстановиться в правах. Однако в данный момент я не мог бы считать себя вашим другом, если бы не повторил свой совет: не помышляйте пока что о возвращении! Оно ничего хорошего вам не сулит!
Трибунал приказал вымарать ваше имя из университетских бумаг, но я взял на себя смелость поместить все ваши документы в архив — в надежде на то, что времена переменятся к лучшему. Наш ректор ничего не знает о том или тактично делает вид, что не знает, однако я более чем уверен, что внутренне он одобряет меня.
Найдите все-таки час черкнуть мне несколько слов о своих успехах. Я же, со своей стороны, берусь информировать вас о продвижении вражеских орд. Письмо составлено кое-как и не отличается изяществом стиля, зато оно, надеюсь, сообщит вам о неизменности моих дружеских чувств. Я не снимаю копии с этого сбивчивого послания; думаю, что и вам вряд ли стоит его хранить.