Дорога. Записки из молескина
Шрифт:
Действительно, он один. Никто не узнаёт, никто не подходит – ничего. И даже девушки, которым приставания по статусу и по возрасту, – увы. Действительно, кто из этих вот глупеньких девочек сейчас слушает виолончель? А я вот его сразу узнала, но бежать фотографироваться с ним – ну смешно же. И что, выложить в Фейсбук? И меня спросят, а кто-кто-кто это? Я скажу: о! это всемирно известный Струлев! А меня спросят:
– Приставала? Ну честно, приставала к нему? Да?
Так что лучше мне к нему не подходить.
Так вот он тоже играл в большом зале филармонии. Фантастически завораживающе звучал
Но потом! Ах, предатель! Ах, изменник! Под аплодисменты он стал раздавать воздушные поцелуи во все стороны, в партер, на балконы, всем-всем, и по губам было видно, что он шепчет при этом: «Amore! Amore! Amore!» Кому? Этим вот девочкам? Тем вот женщинам? Кому?!
А она стояла на своем тонком шпиле, вытянув струны, такая одинокая, уставшая и разочарованная. Она ведь абсолютно не понимала, что она, только она, живая и нервная, божественная красавица с узкой талией, единственная и настоящая его любовь. На всю жизнь.
А к слову, в самолете этот известный в Европе музыкант, не дождавшись стюардессу, встал и сам отнес поднос с одноразовой посудой и стаканами после обеда… А чего? Мешало, встал и отнес.
И корона не упала. Так и сияла. Так и сияла.
Мустонен и другие
Ох, уж эти эстонцы. Они ведь очень непростые люди. И анекдоты об их неторопливости, как мне кажется, придумывают они сами, чтобы смутить и дезориентировать, мол, «нэсомнэнно, мы, эстонццы, оччэнь мэтлэнные».
А на самом-то деле?
Я как-то в Черновцах спешила, не могла поймать такси и махнула странной плоской машине с низкой посадкой, с рекламными наклейками по всему корпусу и огромным номером 17.
Водитель – да – был эстонец. Он усадил меня в кресло, которое тут же приняло форму моего тела, и пристегнул меня тремя ремнями: крест-накрест через плечи и по талии. Потом спросил:
– Мусыку люпитэ?
– Та, люплю, – в тон водителю пискнула я.
– Помныттэ эстонский ансапл «Аппэлсын»?
– Помню.
Водитель включил проигрыватель, запел, подражая банджо, перекрикивая «Апельсин», мотор взревел, и мы взлетели. Меня вдавило в кресло, показалось, что автомобиль преодолевает звуковой барьер, и до места назначения мы домчались за две композиции «Апельсина» в стиле вестерн, думаю, что минут за семь-восемь. Обычно я ехала тридцать-сорок минут.
Так что не так просты и медлительны эстонцы, как нам кажется.
Правда, когда эстонец остановился, допел песню, помахивая в такт головой, деньги брезгливо отверг и сказал на прощание медленно, на меня не глядя:
– Тыну Ааре – мой трук. Он учил меня играт на гупная кармошка.
Я
На открытии миссии Народной Дипломатии в том же зале имени Арама Хачатуряна после небольшой и элегантной торжественной части был потрясающий концерт. Всемирно известные музыканты сменяли друг друга, и хотелось, чтобы это не заканчивалось никогда. Первым выступал эстонский ансамбль старинной музыки «Hortus muzicus» под руководством Андреса Мустонена… Юноши красивые, как с картин Рембрандта, сдержанные, одетые в старинные одежды и будто на самом деле люди из другого времени, пели нежными своими альтино средневековые баллады. Собственно, пели о том же, о чем сочиняли и сочиняют песни и вчера, и сегодня. И будут сочинять завтра. И всегда. Но те вокализы, бережно укрытые вуалью иносказаний, поэтичности, тайны, они несомненно несли с собой гораздо больше волнения, трепета, страсти, больше смысла, содержания, нежности и тепла, чем современные песни о том же. Ну вроде страшно популярной, про любовь… нет, не буду, порой сравнение тоже может оскорбить…
Этот удивительный демонический Андрес Мустонен играл в концерте то с одним коллективом, то с другим. И дирижировал он Камерным симфоническим оркестром Армении совсем не академично, как принято, а как небеса на душу положат: Мустонен порхал, трепеща пальцами, как крылышками, завинчивался в спираль, подвижный как ртуть, а потом раскручивался обратно, танцевал какой-то свой фантастический балет и мотался по сцене как заведенный в своем странном инфернальном вневременном наряде, как сказочный игривый бес-подросток, блестя в искристых каменьях булавкой на затылке, что держала его лохматую легкую, распадающуюся на нежные вьющиеся локоны косичку.
Но вернусь к концерту. Вместе с ансамблем Мустонена «Hortus muzicus» пел Тынис Мяги. Честно говоря, с напряжением мы ждали выхода Тыниса, предполагая, что он будет исполнять песни из своего старого репертуара. Но оказалось, что маэстро мудро и органично вошел в новый этап своей жизни, и в новом своем образе смотрелся и слушался необычайно привлекательно, едва ли не лучше, чем в молодости. Он пел музыку собственного, я бы сказала, даже не сочинения, а изобретения, потому что это была элегантная эклектика, где много воздуха, простора. Это была музыка, слушая которую успеваешь помечтать, поплакать, улыбнуться воспоминаниям, что-то в себе понять и, когда – нельзя назвать это песнями – музыкальная исповедь Тыниса заканчивалась, глубоко и облегченно вздохнуть. Словом, достойная уважения и внимания музыка.
Ну, конечно, приехала из Эстонии и обаятельная веселая красавица Анне Вески. «Рр-р-рууку мне дай на середииине пути». Очаровательная, прелестная, открытая и дружелюбная. Хорошая, очень хорошая Анне. Как весело подпевал ей зал: «Па-за-ди! Крутой паварот! Па-за-ди! Обманчивый лед!»
И я тоже орала, ужасно счастливая, и, стоя рядом со старыми и новыми моими друзьями, прихлопывая, подпевая и пританцовывая, вдруг стала понимать совсем-совсем по-другому текст этой старой, но такой хорошей песни…