Дорога. Записки из молескина
Шрифт:
Сажусь на заднее сиденье, здороваюсь. И сразу смеюсь. Потому что не было случая, чтобы таксист в ответ на мое приветствие не протянул вверх руку и не сдвинул зеркало заднего вида, чтобы посмотреть, кто сел, и спросить:
– Нравится Ереван?
– Эта будит двэ тысячи. Даже двэ тысячи двэсти. Далико ехать. – Таксист везет меня из спального района, где я встречалась с подругами, теперь спешу в центр города, переодеться и в филармонию.
– Ну хорошо, –
Таксист хлопает ладонями по приборному щитку и кричит на меня хрипло, сурово глядя в зеркало заднего вида:
– Ты что, женщина?! Атэц-брат-муж нэ учил таргаваццэ? Таргуйся! А то щас высажу тибя на тратуар около библиатеки пишком хадить.
Я в ответ бойко:
– Тысяча!
– Нээт. – Он в ответ вдруг голоском тоненьким игривым: – Двээээ.
– Тысяча пятьсот!
– А я гаварю, двэээ… – парирует он ласково и улыбается.
– Ну ладно, две, – соглашаюсь я.
– Нэ уступай! – вдруг кричит он азартно и гневно, как тренер на решающем футбольном матче. – Гавары «тысча шыссот»! Гавары!
– Тысяча шестьсот! – ору я.
– Нээт, – опять спокойно тоненько и нежно возражает: – Двэээ.
Я:
– Ну хорошо…
Он:
– Ай! Учы нии учы! – махнул рукой. – Пааехали.
У гостиницы выхожу, отдаю две тысячи.
Таксист:
– Ни поняаал! А ищо двэсти где?
– Откуда? Из Украаины? Там плимяник живет. Днепраптров, знаити?
– Днепропетровск. Знаю.
– Там плиимяник. Тут работа неет, там паееехал, ристаран актрыыл. Харашо. Хооодит, гуляааит. Я был. Панраавилось. Хадииил. Гуляааал. – После паузы: – Нравица Эриван?
– Очень.
– Дааа. Красивая страна. Крассывый горад. Работа тока нету. А так – красивый. Ходииии, гуляаааай…
– Откуда? Из Украаины? А у вас там работа эсть?
– По-разному.
– А тут мало. Нэт пачти. Син институт закончил. Харашо учился. А работы нету п’а спицалнасти.
– И что делает?
– Ничиво ни делаит. Так сидит.
Как только машина трогается, всякий таксист сразу заводит беседу. Вообще мне по душе, что армяне охотно и легко вступают в разговор. И каждый таксист везет тебя по Еревану и заботится, чтобы ты, бестолковая женщина, хоть что-нибудь увидела по дороге, потому что кто тебе еще объяснит и покажет что-то красивое в этом городе, как не он.
– Нравится в Эривани?
– Очень!
– Каскад видела? Как ни видила?! Ни видила кааскад? Щас пааедим.
– Нет-нет, – кричу. – Я спешу. Я потом посмотрю, обещаю.
– Кагда?! Ктооо тибе пакажит? Ана пасмотрит! Каскад! Там всёооо! Там центр искусствий! Там старинныи рукаписи! Там парк скульптур! Акоп Акопян знаишь? Э! Дажи я знаю! Щас паедем. Па дароге увидишь.
Пришлось смириться.
– Нравица Армэния?
– Нравится!
– Очень, да? – с уверенностью переспрашивает.
–
– А чьтооо! Армяни – они древний наарод, чьто! Везде живёоот. Бииили, гоняааали, геноцид, а мы – всё равно везде. И луччие! Смааатри: лучччие стаматолаги – армяни, луччие фатографы – армяни, луччие актёоооры – армяни, луччие художники – армяни, луччие музыканты – армяни. Луччие друззя! Армяни, – тут он каждое слово сказал раздельно и медленно, – луччие. самии. вернии. друззя! И еще – Азнавур французский есть пивец знаамнитый, знаишь кто?
– Кто? – рассеянно и устало я.
– Кто-кто? Ни дагадалась? Арминин! Вот кто! Понила?
Маленький, прокопченный солнцем мужичок везет нас с Наринэ на девичник к Лилит. (О девичнике будет, о! будет ниже) Размахивая руками над рулем, кричит. Наринэ переводит.
– Смотри, – кричит таксист, призывая Наринэ и мир в свидетели, – смотри! Все они имели ослов. Они все ездили на ослах. Теперь продал осла, купил машину, сел в нее, завел и поехал. Они как думают, на автомобиле как на осле, поворотники не надо включать. У осла есть поворотник? Нету.
Услужливый таксист – мы ведь спешим. Спешим к Лилит. Она просила быть ровно к двум у подъезда. А мы опаздываем. Не можем найти ее дом. Таксист уже несколько раз останавливает машину, выскакивает, спрашивает у людей. Те охотно отвечают, рассказывают ему что-то на армянском в подробностях, что-то вроде, поедешь туда, потом туда, потом туда, потом так, потом эдак, и ладошками машут и вертят как в танце. Я вдруг замечаю, какой он маленький, наш таксист, росточек ну метр сорок, не больше. Потом за столом у Лилит рассказываю девочкам о нем, жалею, говорю, он такой маленький. И Наира, художник, мультипликатор, мгновенно:
– Да? А он ччтоо, вёол маашину стоооя?
Таксисты в Ереване легко могут заменить радио, телевидение, Интернет и газеты. Они знают все и обо всех. Таксисты мудры и политически подкованы.
Мне кажется, если армянские таксисты соберутся все вместе, то они легко могут отобрать у турок свой Арарат обратно.
Зачем драться? Зачем стрелять, что ты?!
Мирным путем.
Путем убеждения! Айо. (Что означает «да».)
Девичник
Недавно прочла такой факт, что два самых высоких коэффициента IQ, когда-либо зафиксированных человеком, принадлежат женщинам. Я не знаю их имен, но сдается мне, что одна из этих женщин – профессор Лилит Меликсетян.
Когда мы встретились с ней в аэропорту, S. вместо приветствия мягко прочел:
– Что предание говорит? / Прежде Евы была Лилит. / Прежде Евы Лилит была / Та, что яблока не рвала, – / Не из глины, не из ребра – / Из рассветного серебра. / Не женой была, / не женой, – / Стороной прошла, стороной ©.