Дорога. Записки из молескина
Шрифт:
Обыкновенные
А в последний день нашего пребывания в Ереване (хотя в программе миссии этот день был предпоследним – самолет на Одессу улетал ночью) выступал Михаил Жванецкий. Ну как выступал. Выступал – это вышел с портфелем, встал посреди сцены, прочел. Аплодисменты. А вот и нет! Сколько бываю на его концертах, не устаю радоваться и удивляться чуду. Это было – да! – волшебство, колдовство, это была престидижитация, – как цветные легкие платки тянутся сотнями один за другим из рукава фокусника, так элегантные шутки, дивные тексты, мгновенные импровизации, казалось, феерически рождались на глазах зрителя, благодарного, хохочущего, умного. Вернее, не только на глазах, но и в ушах, в сердцах, в душах. К слову, блистательный Михал Михалыч вел себя как истинный эстонец – порхал, приплясывал и был фантастически, чертовски обаятелен. Ах, какой красавец, как исключительно хорош! Как он сам радовался и наслаждался! Двадцать пять лет он не был в Ереване, волновался, как его примут – ехать, не ехать, – и вот теперь во время концерта не уставал повторять: «Как я счастлив, я опять в Ереване!» И вновь было непонятно, кому больше этот концерт доставлял удовольствия, мастеру или зрителю. Зрителю или мастеру.
А в настоящий последний день миссии, уже без нас, вообще случилось вот что: прилетел со своим «ДДТ» страшно притягательный, просто ошеломительный Юрий Шевчук, который вообще был в Ереване впервые. Вот же Меэйлис – ставит перед собой совершенно, казалось бы, невыполнимые задачи и добивается успеха. Короче, прилетел Шевчук с «ДДТ», и они выступили! Ну и Меэйлис нам рассказал, что там такое творилось, что Юрий Юлианович назвал ереванский концерт одним из лучших в своей жизни. И был просто как ребенок счастлив и абсолютно сражен открытостью и душевной энергией армянской публики. Там, на его концерте, были люди всех возрастов: от малышни до глубоких стариков. И ереванцы, прямодушные, чистосердечные, до поздней ночи Шевчука не отпускали… И Шевчук пел. И ереванцы ему подпевали. И было счастье – простое, но очень редкое и желанное человеческое чудо – счастье.
О памяти
Однажды мудрый S. сказал: «У меня очень плохая память. Поэтому если я что-то запоминаю, то оно того стоит».
И правда. С моей же отвратительной памятью на цифры, даты и ход событий я тоже обычно запоминаю самое достойное. Нет, не то, что может поменять ход истории, например выборы или свадьба примадонны с этим, как его… Ну с этим… Забыла. Я запоминаю другое.
Вот что я, например, запомнила до мельчайших деталей.
Из Одессы в Киев я ехала автобусом. Мы остановились на какой-то заправке, где все вышли, пошли в кафе, пообедали, салаты, кофе, суп, другое разное. Там же был хороший магазин и прочее. Я тоже поела драников и вышла к автобусу. А там неподалеку в траве с независимым видом сидела собака, не попрошайничала, просто сидела, но ухо востро: а вдруг! То есть уникальная собака оказалась, необычная. У нее был пушистый, очень лохматый, длинный и раздвоенный хвост. Практически два хвоста. Она сидела настороженная, косила глазом как лошадь, водила носом, и не без надежды. Я порылась в сумке, выудила оттуда два бутерброда с курицей (прости, сестра Лина, я их не съела, но поверь, они пошли на хорошее дело). Собака Два-хвоста почувствовала мой порыв и нерешительно помотала верхней половиной хвоста. Потом еще радостней помотала, когда я медленно пошла к ней на газон, протягивая еду. При этом вторая половина
Собака Два-хвоста с достоинством принялась за еду. Видно, здесь, на заправке, ее подкармливали, она была довольно упитанной и шерстка лоснилась. Может быть, она вообще была здесь на службе. Она аккуратно съела один бутерброд полностью, брезгливо выплюнув кусок огурца, а второй – взяла в зубы, унес подальше и прикопала на потом.
Автобус разворачивался, Два-хвоста приподняла голову, вытянула нос, облизываясь. Два ее хвоста помахали мне:
– Ну давай, приезжай еще. И бутерброды привози. Только без хлеба.
Маша Манукян
Правая рука Меэйлиса, менеджер от Бога и ох какая хорошенькая, веселая и приветливая девушка! И какая при этом гордая армянка – эта Маша Манукян! Всех зовет на «ты», ее жизнь, ее мир, мы в него входим, выходим. Здесь всё ее, все люди вокруг – это украшение ее жизни, жизни Маши Манукян. Так что всем – «ты». Ну, кто постарше – с теми почтительно на «вы». Но мне «ты». Я ей: Маша, вы, Маша мне – ты. Нормально. Мне нравится, это значит, что я еще не вошла в категорию «постарше». Меня так в комсомольском бюро «Спутник» называли. Я им «вы», они мне – «ты». Просто не до церемоний, не до реверансов, не до титулов – работа ждет, некогда.
В два часа ночи Маша в лобби нашей гостиницы, свежая, элегантная, в туфельках на высоких каблуках. В восемь утра она – в аэропорту, встречает эстонскую многочисленную делегацию, свежая, глаза блестят, легкая, изящная, радостная.
– Маша-джан, как вы спали, а вообще-то удалось вам поспать, а, Маша-джан?
– Прекрасно, – отвечает Маша, – четыре часа, прекрасно.
Маша везет нас в театр на концерт. Маша говорит по телефону. Терпения ей не занимать, прекрасной Маше Манукян.
– Да, Надя-джан, хорошо, Надя-джан, я уже это поняла, Надя-джан, что вы очень любите поговорить, Надя-джан. Ну, вы же журналист, Надя-джан. (Маша замолкает и слушает) А… Э… За… Но… А если… Ааа… А вот… Аааа, Надя-джан…
Наконец облегченно:
– Извините, Надя-джан, у меня на второй линии директор театра, можете подождать, Надя-джан? Перезв… Аа… По… Надя-дж… Хоро… А… Изви…
Ияяяя! – так восхищаются или возмущаются армяне. Ияяяя! Невероятная выдержка, невероятная. Я, честно говоря, уже давно бы послала куда подальше эту болтливую журналистку Надю. Джан.
А еще папа. Папа Маши Манукян. С ума сойти, какой элегантный видный красавец. Понятно, в кого такая Маша. Подошел знакомиться к нашему S., речь струилась, улыбка лучистая, брови, манеры – я вам говорю – чистый Голливуд! Ияяяя! Маша ужасно гордится своим отцом.
– Маша, а чем занимается ваш отец? – спрашиваем.
– Пианист, – говорит Маша и для убедительности, чтоб мы, дураки, поняли, водит пальчиками рук, как будто играет на фортепиано, и добавляет с гордостью: – В симфоническом оркестре играет. – И уточняет: – На рояле.
Ереванские таксисты
Особая каста, особый народ в Ереване – таксисты.
– Вииааткуда? Суукраааины? Харошая стра– на – там многа армян.
– Да, – соглашаюсь.
– Артёом знаити?
– Эээ… Нет.
– А Ладик знаити?
– Давидян?
– Можит, Давидян. Можит, ни Давидян. Пачтенный чилавэк. Всэм памагаит. Всэм. Чилавек прихооодит, гаварит, Ладик-джан, памаги. Ладик сразу памагаит. Ни спрашиваит, ты армянин, ты кто. Памагаит, и всё. На! гаварит, я имею, тибе даю. Ты будешь иметь, давай им. Те дадут другим. Другие дадут мне.
Все его знают. Ааармяне – нииармяне. Все.
Хороший человек Ладик. Кто такой, где живет у нас в Украине, не важно. Хороший человек.