Дорога
Шрифт:
– Ты решил вернуться из Магадана? – спросила она без тени усмешки.
– Я решил просто вернуться, – ответил он и замолчал.
В трубке повисла долгая тишина, и Родислав даже подумал, не пропала ли связь. Наконец до него донесся голос Любы:
– Хорошо, что я еще ничего не сказала папе и Лельке. Я тебя жду.
Он повесил трубку и бегом побежал к машине. Сейчас он подъедет к своему дому, поднимется на четвертый этаж, откроет дверь своими ключами и наденет свои любимые тапочки, которые подарила ему Люба на Новый год. Новая жизнь продлилась
В январе 1986 года Николаю Дмитриевичу Головину исполнялось семьдесят лет. Люба, старавшаяся все делать заранее, озаботилась подготовкой к юбилею еще в октябре.
– Папа, составь список гостей, – просила она каждые два-три дня.
– Зачем так рано? – недоумевал Головин. – Успеется. Впереди еще полгода.
– Не полгода, а два с половиной месяца. Надо обязательно составить список, чтобы понимать, сколько будет человек.
– Да какая тебе разница? – сердился Николай Дмитриевич. – Ну, двадцать, ну, двадцать пять…
Этот разговор повторялся до тех пор, пока Люба не приехала к отцу и не заставила его хотя бы устно перечислить всех тех, кого он хотел бы видеть на своем юбилее. Головин недовольно поморщился, но настоятельную просьбу дочери выполнил. Он называл имена, а Люба считала про себя.
– Шестьдесят три, – со вздохом озвучила она результат, когда отец завершил перечень и устало откинулся на спинку стула.
– Как – шестьдесят три?! – не поверил Головин. – Не может быть! Как же так… Я думал, человек двадцать, ну, максимум двадцать пять… Откуда так много набралось?
Люба молча пожала плечами.
– Нет, ты не так посчитала, – решительно произнес отец. – Ты ошиблась.
– Папа, я профессиональный бухгалтер. Я могу в тексте запятую не там поставить, но считать я, слава богу, умею. Шестьдесят три человека как одна копеечка.
– Тогда, наверное, дело в том, что я некоторых людей называл по два раза, а то и по три, – предположил Николай Дмитриевич.
– Вот поэтому я и прошу тебя составить список. Когда все на бумаге – легче ориентироваться.
Недовольно ворча, отец достал блокнот и взял ручку. Пока он составлял список, Люба успела приготовить ужин и накрыть на стол.
– Все равно я не понимаю, зачем это нужно, – сказал он, кладя перед дочерью список, в котором на этот раз оказалось шестьдесят семь фамилий.
– Чтобы понимать, где устраивать юбилей. Такое количество гостей в квартире не поместится, нужно заказывать ресторан.
– Какой еще ресторан? С какой стати?
– Папа, а как ты предполагаешь это организовать?
– Да я сроду свои дни рождения в ресторанах не устраивал! – возмутился Николай Дмитриевич. – Что еще за буржуйские выходки?
Люба терпеливо просмотрела список и взялась за ручку.
– Папочка, ты так много лет занимал руководящие должности, что эта проблема перед тобой не стояла. Коллеги по работе поздравляли тебя в столовых и банкетных залах министерства, а личных друзей и родню ты собирал здесь. Теперь ситуация в корне иная, ты больше не замминистра. Ты – пенсионер. Понимаешь? Ты просто не привык к тому, что своими юбилеями теперь тебе придется заниматься самому. Поэтому давай-ка мы с тобой пройдемся по списку и разметим, с кем ты будешь праздновать в ресторане, а кого пригласишь сюда, в эту квартиру.
– Никаких ресторанов! – категорично заявил Головин.
– Хорошо, – покорно согласилась Люба. – Значит, придется отмечать твое семидесятилетие здесь, но в два или три захода. Шестьдесят семь человек сюда не поместятся даже стоя. Или пересматривай список и сокращай его в три раза.
– Но это невозможно! Я включил в список всех тех, с кем воевал, с кем служил еще на Петровке, с кем в последние годы работал бок о бок. Все это люди, к которым я прекрасно отношусь, которых уважаю. Я не могу их не позвать.
– Да речь же не идет о том, чтобы кого-то не позвать! Речь идет о том, что если ты всех их хочешь видеть на своем дне рождения, то надо это соответствующим образом организовать, и думать об этом пора уже сейчас, чтобы потом не было спешки и неразберихи. Исходи из того, что в этой квартире за стол одновременно можно усадить не больше двадцати человек. Ну, в самом крайнем случае – двадцать два поместятся. А теперь давай просмотрим список и решим, можем ли мы разбить твоих гостей на три группы. Отдельно – коллеги по работе, отдельно – друзья и однополчане, отдельно – родственники.
В списке, составленном отцом, не было Тамары и ее мужа, но Люба решила сделать вид, что не заметила этого. Впрочем, говорить с Николаем Дмитриевичем на эту тему было совершенно бессмысленно: отец так и не простил строптивую старшую дочь и даже слышать о ней не хотел.
После ужина они посидели над списком, переставляя людей из группы в группу, стараясь не выйти за пределы того количества гостей, которое может уместиться за столом в самой просторной комнате, и при этом сделать так, чтобы людям из одной группы было интересно друг с другом. Николай Дмитриевич измучился и в конце концов рассвирепел настолько, что сорвал с носа очки для чтения и в ярости швырнул их на покрытый ковром пол.
– Я больше не могу этим заниматься! Вот раньше…
– Папа, раньше – это было раньше. Твои коллеги поздравляли тебя на работе, а маминой заботой было собрать твоих личных друзей. У тебя вообще об этом никогда голова не болела, за тебя все решали и все делали. Это время закончилось, и тебе придется к этому привыкнуть. Твое шестидесятилетие мы отмечали, когда была жива мама и ты был на высокой должности, после этого были обычные дни рождения, с которыми я справлялась сама, но теперь – другое дело. Семьдесят лет – это серьезная дата, ее нужно отметить как следует, и без твоего участия ничего не получится. Поэтому надень, пожалуйста, очки, – с этими словами Люба нагнулась, подняла с пола очки и протянула отцу, – перестань злиться и давай заниматься делом.