Дорогой ценой

Рой Кристина

О, среди людей, знавших Иисуса Христа, было так хорошо! Они хотели пробыть там недолго, а вернулись только поздно вечером вместе с бабушкой Степана. Урзин ещё проводил собрание на мельнице. Степан опять говорил, и Маргите опять показалось, что всё это касалось только её.

«Возьмите иго Моё на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим».

— Иисус Христос был Сыном Божиим, — говорил Степан, — но Он был так кроток, что Он Иуде, который предал Его, и всем Своим ученикам помыл ноги. Он был так смирен, что не ответил ни единым словом, когда плевали Ему в лицо и клеветали на Него.

Он это мог, потому что сердцем Он был кроток. А нам Он говорит:

«Учитесь от Меня!». Он Своей любовью победил всех людей, и хотя фарисеи, книжники и священники, Пилат и Ирод не верили в Него, они признавали, что Он добр. Дорогие друзья, научимся же от Иисуса Христа. Никто из людей не может нас оскорбить в унизить так, как Его унизили, ибо Он был Сыном Божиим. Поэтому ответим же на всякую несправедливость любовью и прощением, чтобы люди увидели, что мы добры.

Эти слова сопровождали Маргиту день и ночь. Ах, она хотела быть доброй, и ей это удавалось. Но как ей быть доброй к Адаму?

«Если ты к нему недобра, тогда ты вообще недобра, — говорила ей совесть. — Если же ты будешь к нему доброй даже тогда, когда он высмеивает тебя, то ты любовью победишь его, и он узнает, что ты принадлежишь Иисусу Христу».

— О, Иисус Христос! — вздохнула Маргита. — Я хочу быть Твоей, я хочу быть достойной Твоей смерти. Ты простил меня, Ты любишь меня; ради Тебя я всё прощаю, что бы ни случилось. Помоги мне быть доброй и победить любовью.

Она умолкла. Долго стояла молодая женщина, прислонившись к кресту. Но что это?

Какой чудный свет, какой мир, радость и блаженство наполнили её сердце! Маргите вдруг показалось, что у неё было любви достаточно для всего человечества.

Теперь только она услышала пение соловьёв, сладкий аромат фиалок, и душа её запела вместе с природой:

«Душа, торжествуй во Иисусе, _ Грехи твои смыл Он с тебя; Любовью тебя окружает, Добром осыпает любя. Как счастлива я с Иисусом! Я отдых нашла у Него. Он дал мне спокойствие, радость, Участие в царстве Его».

Маргита не знала, что была уже не одна и что недалеко от неё, прислонившись к дереву, стоял Адам Орловский. И он не знал, куда он забрёл, задумавшись, и что ту, от которой он бежал из парка, чтобы не думать о ней, найдёт именно здесь.

Однако он её встретил. И точно так же, как тогда на балконе в Орлове, он и теперь не мог оторвать от неё взгляд. Маргита была прекрасна, а он от неё отказывался! Она была ему вверена перед алтарём. Имел ли он сейчас право приблизиться к ней?

Адам почти желал, чтобы обаятельное лицо его жены приняло прежнее равнодушное, холодное выражение — против него он был защищён, но не против этого чистого, невинного величия, сквозившего во всём её облике. Он, конечно, не знал, что иной он Маргиту больше никогда не увидит.

Он поздоровался с ней. Она вздрорнула от неожиданности. Щёки её побледнели, но тут же лицо её зарделось, как маков цвет. Затем она сбежала вниз по ступеням и протянула ему руку. — Добро пожаловать, Адам! — сказала она просто и приветливо.

Он растерялся, но поцеловал её руку.

— Я не предполагал, что мы здесь встретимся. Я думал, что ещё рано идти в Горку, — лгал он вежливо.

— Хотя я встаю рано, однако, в этот час я тебя не ожидала, — призналась она. — Я думала, что вы с дедушкой приедете только, после обеда.

— Дедушка даже не знает, куда я пошёл; он ещё спит. И так как мы здесь встретились, то мне сейчас, наверное, не нужно идти в Горку, а только попозже, с ним вместе.

— Это по твоему желанию, — сказала она сердечно. — Однако подожди немного, я сейчас приду.

Она оставила его одного. Когда Маргита вернулась, она принесла с собой большую красивую попону и расстелила её на ступеньках.

— Здесь сыро. Садись, пожалуйста!

Ему всё это показалось сном.

— Пожалуйста, расскажи мне, как госпожа Орано перенесла дорогу? Не повредило ли ей путешествие?

— Я ещё не знаю, но думаю, что нет, — ответил он, ощущая растерянность от её посестрински участливого вопроса. — Я желал бы, чтобы она хотя бы сегодня видела, ведь день выдался такой чудный.

— А разве бывают дни, когда она вообще ничего не видит? Пан Вилье говорил, что зрение её только ослаблено.

— Иногда оно ослаблено, а иногда она совсем не видит.

— Бедная! Я много думаю о ней. Но я надеюсь. Господь даст, что она здесь поправится.

— Все надеются на наш климат.

«Климат её не вылечит», — подумала Маргита и спросила:

— А как твои дела? Далеко ли ты продвинулся в своих исследованиях?

— Как странно, что ты об этом спрашиваешь, — ответил он с усмешкой.

Она немного побледнела.

— Почему это странно? — спросила она и посмотрела, на него добрым взглядом.

— По твоей воле, которую ты выразила при нашем прощании, эта формальность ни к чему.

— Одна формальность, конечно, ни к чему, но я действительно хотела бы знать, как тебе жилось на чужбине.

— Очень хорошо, — ответил он, откинув голову назад. — Хотя исследования наши особенно не продвинулись, но результатов достаточно, чтобы написать труд, когда приедет профессор Герингер.

— Разве он с вами не приехал?

— Нет, он задержался в пути и приедет только через два-три дня. А так как маркиз предложил нам свою помощь, труд мы напишем в Подолине. Мне это будет тем приятнее, что хозяйке Орлова мы будем меньше надоедать, — добавил он, улыбаясь и кланяясь.

Она взглянула на него. Адам ожидал увидеть в её глазах гордое равнодушие, однако он ошибся.