Дорогой длинною
Шрифт:
– Ой, Серёженька, ой, миленький, ой, не в живот, выкину, выкину…
Маргитку начало колотить. Чтобы не разреветься при Спирьке, она начала мысленно читать все известные молитвы. Она уже разделалась с "Отче наш", "Богородица дева, радуйся" и "Достойно еси воистину" и собиралась переходить к апостолам, когда Спирька показал ей на две разбитые ступеньки:
– Вот тебе "Каторга". Заходи, гостем будешь.
– Нет, я с тобой, - торопливо сказала она.
Спирька заржал, потянул тяжёлую разбухшую дверь и втолкнул Маргитку
Внутри самого знаменитого хитровского трактира царил полумрак, лишь слегка разгоняемый огоньками керосинок. Когда глаза Маргитки немного привыкли к этой мгле, она разглядела столы, покрытые обрывками скатертей, грязный, мокрый пол, усеянный битым стеклом, опрокинутые табуреты, какие-то узлы вдоль стен, стойку буфетчика с чадящей свечой, вставленной для устойчивости в бутыль с отбитым горлышком. За столами сидели оборванные люди. На вошедших никто не обратил внимания. Прямо под ногами у Маргитки заворочалась пьяная женщина. Маргитка попятилась.
Спирька сплюнул, пнул пьяную босой ногой, процедил сквозь зубы: "Разлеглась, лахудра…" - и заорал на весь трактир:
– Эй, беспашпортные, Паровоза видал кто?
– Чево вопишь, скаженный?
– спросил из-за стойки буфетчик - низенький лысый человек с рябым лицом. Он один из всех присутствующих был чисто одет и спокойно перетирал полотенцем толстые стаканы из зелёного стекла. – Какого тебе Паровоза?
– Что - ещё один завёлся нам на радость?
– рассердился Спирька. – Кликните его там, к нему мадама явилась. Да убери грабилки, коровья морда!
Не твоя баба, не хватай!
То ли посетители трактира боялись Паровоза, то ли не хотели наблюдать очередной Спирькин припадок, но Маргитку никто не тронул. Пузатый буфетчик аккуратно положил полотенце на залитую вином стойку и исчез в едва заметной двери за тряпочной перегородкой. Спирька повертелся по трактиру, отыскал свободный табурет, смахнул с него тараканов, протёр полой пиджака и предложил Маргитке:
– Посиди пока, мадама!
Садиться на липкую от пролитого вина табуретку Маргитке не хотелось.
Её спасло возвращение буфетчика, который невозмутимо направился к своим стаканам, а вслед за ним из низкой двери вышел Сенька Паровоз.
Было видно, что первого вора столицы подняли с постели: рубаха на нём была расстёгнута до живота, чёрные волосы всклокочены, в них запутался подушечный пух. Зевнув, он оглядел трактир, потёр кулаком глаза, отодвинул локтем сунувшуюся было к нему с пьяным поцелуем полураздетую бабу.
– Да пошла ты, шалава… Спирька, ты звонил? Какого ещё…
Он не договорил, встретившись взглядом с Маргиткой. Мгновение Семён молчал. Затем одним могучим прыжком пересёк трактир, схватил Маргитку за плечи и застыл, уставившись на неё во все глаза. Медленно, словно через силу, выговорил:
– Ты? Здесь?
– Сам же звал.
– Маргитка передёрнула плечами, сбрасывая руки Паровоза.
При виде Сенькиной физиономии
Она сумела даже надменно задрать подбородок.
– Мог бы и получше местечко подыскать.
– Да я же… Вот шалёная девка… - растерянно сказал Семён.
– Кто ж знал, что ты явишься?
– Уговор ведь был.
– Да как тебе в голову взбрело в "Каторгу"-то придтить?! Как ты дошла-то?
Живая? Целая?
– Я сопроводил, - встрял Спирька.
Паровоз смерил его тяжёлым взглядом, полез в карман, вытащил монету.
Спирька сунул её в рот, поклонился, невнятно прошепелявил:
– Оченно вами благодарны за милость…
Паровоз, не обратив на него внимания, взял Маргитку за руку и потащил за собой.
В верхней комнате трактира было довольно чисто. На открытом окне чуть шевелилась ситцевая занавеска, кровать с лоскутным одеялом стояла развороченная, подушка лежала на полу. На столе без скатерти валялись в беспорядке карты, рассыпанные папиросы, огрызки яблок, скорлупа орехов и "смит-и-вессон", который Паровоз поспешно сунул под матрас.
– Ну и отчаянная твоя башка цыганская!
– восхищённо сказал он, становясь перед Маргиткой.
– Додумалась - на Хитровку явиться! Да здесь и полиция-то шляться боится! Мои господа-писатели вечор со мной только до Свиньинского дошли, а там - назад. Спужались, видишь! Нешто не понимаешь, что тут с тобой сотворить могли?
– Понимаю, - враждебно сказала Маргитка.
– Ты что, вчера шутил, аметистовый?
– Не шутил, но пьяный был, - немного смущённо сказал Семён. Взглянув на Маргитку, снова широко, по-мальчишески улыбнулся.
– Кабы знал - номер в "Астории" снял бы самый дорогущий, а тут… Ну, погоди, я за Ерофеичем пошлю. Вина хочешь? Конфетов каких, яблок - заказывай!
– Время - деньги, красавец, - сухо сказала Маргитка, садясь на разобранную постель.
– Мне к вечеру домой успеть надо, в ресторан идти. Уговор наш помнишь? Побожись, что ни слова про нас с Ильёй Настьке не скажешь.
И не только ей - никому.
Паровоз молчал. С его лица сошла улыбка, взгляд стал жёстким. Маргитка тревожно смотрела на него. В голову ей вдруг пришло, что здесь, в трактире "Каторга", Паровоз сможет сделать с ней всё что в голову придёт - и без всяких обещаний. "В окно кинусь", - отчаянно подумала она.
– Чтоб мне век свободы-матушки не дождаться… - хрипло сказал Паровоз.
– Отвернись.
Семён не пошевелился. Маргитка пожала плечами, повернулась к нему спиной. На стул легло платье, за ним - рубашка. Забравшись под одеяло, Маргитка отрывисто сказала:
– Ну? Говорят тебе - времени мало…
Медленно, не сводя глаз с Маргитки, Паровоз стянул через голову рубаху.
Через полчаса Маргитка стояла у стула и одевалась - быстро, как солдат, опаздывающий в караул. Сенька, лёжа в постели, следил за её движениями.