Дорогой длинною
Шрифт:
– Стой!
– шёпотом приказал он.
Но Дашка уже и сама взяла себя в руки, вздохнула, слабо улыбнулась и осторожно шагнула вперёд - кланяться. Илья пошёл за ней и правильно сделал: в следующий миг Дашку чуть не сбил с ног кругленький, тяжело пыхтящий купец Вавилов, размахивающий, как штандартом, пачкой ассигнаций. За Вавиловым налетел Толчанинов с букетом лилий, его оттеснил Веретенников, орущий на весь ресторан бледному Заволоцкому: "И после этого вы мне будете говорить, что цыганская песня умерла?!" А затем все трое поспешили освободить дорогу порывисто подошедшей прямо к хору актрисе Несветовой.
– Как странно, что ты понимаешь, о чём поёшь. Ты ещё слишком молода…
Впрочем, это быстро пройдёт.
– Она тонко улыбнулась залу, пожала руку недоумевающе молчащей Дашке и эффектным движением сняла с пальцев все кольца.
– Прими эту пыль из моих рук. И пой всегда так, как сегодня.
"Пыль" Дашка сунула отцу, и Илья поспешил поскорее спрятать мерцающую пригоршню в карман, опасаясь, как бы актриса не передумала. А за Несветовой с воплями "Браво! Брависсимо! Бесподобно!" ворвалась толпа студентов, которые тут же подняли Дашку на руки. Но тут дебютантка перепугалась по-настоящему и закричала в голос. Илье пришлось бесцеремонно растолкать учащуюся братию, схватить всхлипывающую Дашку в охапку и унести из зала.
Но зато что началось в "актёрской"! Первым на Илью налетел, крича и размахивая руками, Кузьма, за ним накинулся Ванька Конаков, следом навалилась всеми семью пудами Стешка, и Илья чудом удержался на ногах.
Дашку окружили молодые цыганки, которые смеялись, целовали её наперебой, и, к своему изумлению, Илья не заметил ни одной завистливо прикушенной губы, ни одного нарочито презрительного взгляда. Тут же откуда-то появилось шампанское. Едва успели выпить - распахнулась дверь, и внутрь повалили друзья во главе с Толчаниновым. Крошечная комната мгновенно наполнилась цветами, приторный запах лилий стоял в воздухе, тяжёлые красные розы покрыли стол. В сотый раз отвечая на поздравления, Илья вдруг услышал, как возле двери паршивец Яшка важно спрашивает у кого-то:
– Господа, вам моя невеста нужна?
Разозлившись, Илья тронулся было к двери с намерением выяснить, кто там кому невеста, но вдруг застыл на полушаге. Только сейчас он заметил, что Маргитки давным-давно нет - только её шаль с кистями свешивалась со спинки стула. Илья взглянул на Дашку - та утонула в толпе поздравляющих.
Отвернувшись, он быстро вышел.
Конечно, Маргитка была на заднем дворе. Конечно, с Паровозом. Вор облапил её, словно девку с Грачёвки, прижал к стене, и до Ильи доносился только сердитый шёпот:
– Ошалел? Пусти… Чего тебе надо ещё? Пошёл вон, крик подыму, ей-богу!
Сенька что-то отвечал ей, но что, Илья не мог разобрать. Но и без этого потемнело в глазах. Он подошёл к Паровозу и молча оттеснил его от Маргитки. Сенька проворчал "Какого чёрта?.." и оглянулся.
– А, ты…- без всякого удивления протянул он.
– Что тебе, мора, заняться нечем?
– Оставь девочку, парень, - сдавленно сказал Илья.
– А ежели не оставлю?
– растягивая слова, спросил Сенька.
– Семён! Илья! Христа ради, люди кругом!
– заволновалась Маргитка.
Повернувшись к ней, Илья зашипел по-цыгански:
– Ты что же, потаскуха,
Первые мгновения Маргитка молча, изумлённо слушала его. Её глаза казались в темноте огромными и чёрными. Затем вдруг они сузились, верхняя губа по-собачьи вздёрнулась над некрасиво оскалившимися зубами, и прежде чем Илья успел заметить эту перемену, Маргитка набрала воздуху и завизжала на весь переулок:
– Что?! Как ты сказал? Кто я, повтори, собачий сын! Повтори мне в лицо, что ты сказал! Я - сука? Я - потаскуха?! Да кто ты такой, чтобы мне это говорить? Да я тебе сейчас зоб вырву! Кто ты мне - отец? Брат? Или муж, может быть?!
– Маргитка хрипло расхохоталась.
– Муж ты мне? Да? Муж?! Да чтоб тебе сдохнуть, внуков не дождавшись! Чтоб мать твою из гроба выкинули!
Чтоб тебе твоя Настька на навозной куче с золотарём изменила, гад вонючий!
Илья молчал, понимая, что девчонка зашлась и теперь её не заткнешь.
Оставалось лишь молиться, чтобы на задний двор не вышел никто из цыган.
Сенька Паровоз стоял прислонившись к стене, озадаченно слушал поток непонятных для него слов, поглядывал то на Илью, то на Маргитку. А та вопила всё громче, размахивая руками и скаля зубы прямо в лицо Илье. С заворчавшего неба упали первые капли, но Маргитка даже не заметила их.
– Ты мне всю жизнь разломал! Ты всю меня по ветру пустил! Ты из меня свою подстилку сделал, и я теперь - сука?! Да как у тебя язык не отсох, старый мерин? Как у тебя глотка не сгорела?! Да чтоб твои глаза полопались и вылезли, чтоб твоя печёнка позеленела, чтоб кишки выпали наружу! Терпеть те-бя не мо-гу!!!
– В ярости она сорвала с себя монисто - блестящие монетки брызнули в стороны, посыпались в грязь, одна ударила Илью по лицу. Он невольно зажмурился, а когда открыл глаза, Маргитка уже взлетала по крыльцу. Ещё миг - и тяжёлая, разбухшая дверь захлопнулась за ней. В наступившей тишине ясно слышался звон гитар из ресторана.
– Ох, огонь-девка… - послышался мечтательный голос, и Илья вздрогнул, сообразив, что Паровоз так и не ушёл.
– Что, мора, - огрёб по полной?
– Замолчи.
– Я-то замолчу.
– Паровоз закурил папиросу, розовый свет на миг озарил его лицо, забился огоньком в тёмных, в упор глядящих на Илью глазах.
– Ты вот что, Илья Григорьич… Отвязался б ты от неё, что ли.
– Что?
– Илья не поверил своим ушам. Паровоз знает?..
– Отстань от девки, говорю.
– Сенька затянулся, выбросил почти целую папиросу в грязь.
– Тебе она без надобности, поиграешь - выкинешь. И молода она для тебя, как хошь. А я…
– А с тебя ей какой навар?
– взял себя в руки Илья.
– Не сегодня-завтра по Владимирке пойдёшь.
– Это как кривая вывезет, - ухмыльнулся Паровоз.
– Но помяни ты моё слово - через неделю в хоре с тридцатью тысячами буду. С Дмитрием Трофимычем у меня давний уговор. Плачу деньги - и забираю девку. В Крым с ей поеду.
– Может, и женишься?
– зачем-то спросил Илья.
– Может, и женюсь, - жёстко, без улыбки ответил Паровоз.
– И запомни, этот разговор у меня с тобой последний. Я долго упрашивать не обученный.