Дорогой длинною
Шрифт:
– Да что ты с ней делать будешь, дурак? Да, Илья нам родня! Да, семья известная! Да, девка хороша, ну и что? Как же ты с ней жить-то будешь, со слепой-то? Цыган смешить? Сговорились вы все, что ли, с ума меня свести?!
Не дури, чяворо! Приспичило жениться - я тебе из Марьиной рощи любую сосватаю, хоть завтра в церковь потащишь. А про эту и думать забудь!
– Не забуду.
– Яшка, впервые в жизни осмелившийся возразить отцу, стоял с побелевшими скулами, но взгляда не отводил.
– Я ей слово дал. Не сосватаете
– Что?!
– задохнулся Митро, хватаясь за ремень.
– Я всё сказал, - заявил Яшка, резво прыгая на подоконник.
– А эти, из Марьиной, дуры все до одной.
Митро замахнулся, но Яшка уже выскочил в палисадник. В тот же день он отыскал Маргитку, рассказал ей о случившемся и попросил совета: "Ты же меня в сто раз хитрее, придумай что-нибудь, я ведь Дашке слово дал!" Маргитка, польщённая тем, что брат, с которым они всю жизнь были на ножах, обратился к ней за помощью, пообещала "раскинуть мозгами". Выслушав её рекомендации, Яшка круто изменил тактику и вечером того же дня повалился в ноги матери. Маргитка советовала брату ещё и пустить слезу, но этого Яшка, хоть и старался изо всех сил, сделать так и не смог.
Отчаянно жалея в душе, что не догадался натереть глаза луковицей, он, однако, сумел взвыть замогильным голосом:
– Ж-ж-жизни себя лишу, ей-богу! Я без Дашки не могу! Не согласится отец - в колодце утоплюсь!
Илона, не слыхавшая ничего подобного от сына за все его неполные шестнадцать лет, перепугалась страшно, кинулась отговаривать Яшку от смертного греха, заверила, что ей самой Дашка очень даже нравится, и пообещала поговорить с отцом.
– Господи, ну и позорище!
– часом позже жаловался Яшка сестре.
– Думал – со стыда сгорю, когда матери всё это говорил. Она чуть не заплакала, бедная!
– Ничего, дорогой мой, теперь всё получится!
– ликовала Маргитка.
– Вот душой своей клянусь, через неделю на вашей свадьбе гулять будем! Хоть Дашка и дура, что за тебя соглашается. Я бы под топором не вышла!
– Раз так, чего же помогать взялась?
– обозлился Яшка.
– Да я не для тебя стараюсь, - съязвила сестра.
– Для неё, для Дашки. Ей хоть какой-то муж нужен, пусть и дурак распоследний безголо…
Но тут Яшка схватил со стола мухобойку, и Маргитке пришлось спасаться бегством.
Илона взялась за дело основательно и шесть дней без устали проедала супругу мозги, упрекая его в бесчувственности, в нелюбви к единственному сыну, в неумении понять всей выгоды этой женитьбы и, наконец, в чёрной неблагодарности:
– Между прочим, это его, Смоляко, сестра меня уговорила с тобой из табора сбежать! Так-то ты добро помнишь! Да ты до конца дней должен за Ильи и Варьки здоровье свечи ставить!
– Это в честь чего?! За тебя, что ли, курицу?!
– бушевал Митро.
– Да пропадите вы все пропадом, делайте, что хотите! Бери за своего сына хоть девку уличную - ему с ней жить, а не мне. Всё!
Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Когда спустя полчаса обеспокоенная Илона пошла за мужем,
– Да и леший с ними совсем, пусть женятся… Девка - красавица, певица хорошая… Рожать-то может, чего ещё надо?
Так и вышло, что через три дня после этого разговора гордый, как петух, Яшка повёл Дашку на Кузнецкий мост, чтобы с полным правом выбрать ей подарок. Для приличия позвали с собой Маргитку, а вслед за ней напросился и Гришка.
– Ну, так как же, Даша?
– в который раз спрашивал Яшка.
– Серьги хочешь или кулон? Или и то и другое возьму. Деньги есть, не бойся!
Маргитка молча схватилась за голову, постучала пальцем по лбу. Яшка так же молча показал ей кулак. Дашка беспомощно пожала плечами:
– Право, не знаю… Пхэнори, ну, расскажи мне ещё раз, какие это серьги?
– Ух, красивые, сил нет!
– В голосе Маргитки звучала мировая скорбь. – Я бы такие и на ночь не снимала! Длинные, капельками, блестят так, что глазам больно! Оправа колечками, такая тоненькая-тоненькая… Стоят ужас сколько!
– Нет, мне не нравится, - решила Дашка.
– Хочу вон те серёжки.
– С малахитом?
– разочарованно спросил Яшка.
– Да они же дешёвые совсем… Надо мной цыгане смеяться будут!
– Зато ко мне идёт, - уверенно сказала Дашка, на ощупь находя на витрине малахитовые серьги и поднося их к лицу. Зелёный матовый блеск камней в самом деле выгодно оттенял её смуглую кожу и каштановые волосы.
Яшка мучительно наморщил лоб, разрываясь между желанием угодить невесте и страхом осрамиться перед людьми.
– Ну, ладно, как хочешь, - наконец решил он.
– Но вон то кольцо с бриллиантами я тоже для тебя возьму. Не хочешь - не носи, пусть валяется.
– Яшенька, купи мне, - умильно попросила Маргитка.
– У меня валяться не будет.
– Иди к лешему! Пусть тебе твой каторжник покупает.
– О, лёгок на помине… - вдруг тихо сказал Гришка, глядя сквозь стекло витрины на улицу. Яшка обернулся и увидел подъезжающую к магазину пролётку. Из экипажа выпрыгнул Сенька Паровоз, за ним - ещё трое.
– Мать честная… - пробормотал сквозь зубы Яшка, бросая на прилавок бриллиантовое кольцо.
– А ну-ка, девки, живо уходим отсюда! Сейчас такое начнётся! Сенька работать, кажись, приехал.
Уйти они не успели: стеклянная дверь магазина уже тяжело захлопнулась за спинами спутников Паровоза. Сам Сенька уверенно прошёл прямо к кассе, вытащил из саквояжа свой знаменитый "смит-и-вессон" и положил его на витрину с бриллиантами прямо перед замершим хозяином.
– Так что, господа хорошие, начинаем грабёж, - объявил он изумлённым покупателям.
– Нервных просим к дверям удалиться, понапрасну не дёргаться, в обмороченье не падать. Долго никого не задержим, сами торопимся. Пров Макарыч, открывай с божьей помощью.