Дорогой сна
Шрифт:
— Гад! — сказала ему Илька. Всхлипнула и облизала кровящие пальцы. Вот вернутся они домой — она Сеньке даст. Точно даст, и по шее, и вообще. А ведь могут и не вернуться…
Сенька положил руку ей на плечо:
— Не реви.
— Кто ревет?
— Ты ревешь… Тихо!
Статуя зашевелилась. Побежала трещинами там, где в нее врезались Илькины кулаки, и рассыпалась горкой глины. А на месте статуи, протирая глаза, стоял белобрысый юноша в простой одежде, и глубоко, запалено дышал.
— Мама, — прошептала Илька.
Незнакомец убрал руки с глаз. Глаза оказались большие и синие.
— В-вы кто? — спросил он удивленно.
— А ты?
— Гай, часовщик. Да меня в Лерате каждая собака знает, —
— Мы не собака, — буркнул Сенич. — У нас тут… ну, — он стал чесать щеку, пробуя определить, кто для них с Илькой Лимон. — Ну, в общем, один из двора сюда попал. И мы его ищем. Вот.
— А почему вы в Рыцаре были? — спросила Илька.
— В ком?
Илька ткнула пальцем в глиняную кучку на полу.
Парень потер лоб:
— Не помню. Меня схватили стражники Канцлера, почему-то решили, что я стану помогать какой-то принцессе.
— А вы не станете?
— Но в Лерате нет принцессы. Нет, и не было.
— Вы просто забыли, — строго, как большая, сказала Илька.
Парень снова потер лоб. Было видно, что разговор о принцессе ему неприятен. Словно он пробует — и никак не может вспомнить.
— А где этот… ваш друг?
— Он не… — начала сердито Илька, но Сенич наступил ей на ногу.
— Где-то… где что-то жужжит, и крутится. Может, в часах?
Вместо, чтобы разозлиться, Илька хихикнула. Вообразив Лимона лишней деталью будильника. Но Часовщик отнесся к словам пацана серьезно.
— Идите со мной, — приказал он и, взяв фонарь, первым стал спускаться по ступенькам.
С серого неба свисали тусклые полотнища дождя. Словно кто-то развешал простыни на перепутанных веревках, и они влажно и шершаво льнули к лицу. Или просто распустились в ожидании ветра огромные паруса.
Девушка вынырнула из-за них в последний миг перед невидимым закатом, когда цепи скрипнули, готовясь приподнять тяжелое полотно моста, закрывая вход. К стремительному телу липло мокрое дерюжное платье. Грязь забрызгала ноги до колен и блестела на ступнях, как лаковые бальные туфельки. Правой рукой девушка прижимала к себе колючую корзину, укрытую листьями.
Ей было очень страшно.
Она чувствовала холодную беспощадность Глиняных Рыцарей, загородивших ворота. Видела огоньки на наконечниках их огромных копий, копытах коней и горящие красным сквозь забрала глаза. Они были похожи на насекомых и огромные кучи земли, которые выворачивают, когда роют могилу. Земли голой и очень холодной. А еще Рыцари не дышали.
Они почти загораживали собой низкую арку.
— Кто?!
— Я… собирала землянику для дворцовой кухни. И заблудилась.
— До утра потерпишь.
— Впустите… а то меня накажут. Пожалуйста!
Девушка выставила перед собой корзину и отважно шагнула вперед. Из корзины пахло папоротником, мхом и сладкой-сладкой лесной земляникой. Глиняные Рыцари как-то странно переглянулись, скрипнув доспехами.
Внезапно вспыхнула молния. Осветила девичье лицо: уродливое, с широким, как у жабы, ртом, и немигающими, круглыми глазами.
— Проходи! — похоже, даже Глиняных Рыцарей проняло. Они словно отпрянули по сторонам прохода. — Нет, постой!
Кто-то из них заметил тряпицу на правой руке кухонной девчонки.
— Это что?!
— О сучок… оцарапалась.
— Покажи!
Но она, перекинув на локоть корзину, не задумываясь, нырнула между конскими ногами. Огромные копья хороши в поле для конного боя. Но в тесной арке они только помешали развернуться вовремя, и уж никак не могли ударить. Девчонке даже послышался треск, как от сломанной ветки — когда один из рыцарей задел копьем стену. Но она уже была внутри. Она бежала, зная, что в следующий раз может не успеть, не войти, да мало ли еще что может случиться. Просто убьют на мосту. И никто, ни один из горожан не пришел ей на помощь. Не выложил под ноги зыбкую радужную дорогу, чтобы она не заплутала в бесконечных улицах и переулках ночного города, успела добежать до ратуши прежде, чем Глиняные Рыцари, или стражники, или Канцлер с Безликой Ведьмой успеют ее поймать. Сердце прыгало где-то в пятках, пот заливал глаза. Девушка споткнулась обо что-то, едва не упала, и вдруг увидела замерцавший под ногами огонек. Потом еще один и еще. Длинная цепочка цветных огоньков уводила в переплетение улиц. Она вовсе не походила на Дорогу Сна, которая снилась Силеге, которую она мечтала и не надеялась увидеть, и все-таки верила в нее. Огоньки соединяла странная скользкая веревка. Силега даже наклонилась, чтобы пощупать ее рукой. И все же… все же… принцесса кинулась вдоль цветных огоньков. Вдыхая странный, неизвестно откуда пришедший запах: хвои и мандаринов. Силега бежала так, как не бегала никогда в жизни. А за спиной дробили дорогу копыта глиняных коней. Ближе, ближе, ближе… Цветная тропа была слишком яркой в затянутом мраком и дождем городе. Ее трудно было потерять. И, казалось, за каждым темным окошком люди со страхом прислушиваются к топоту снаружи. И никто не спит.
Дорожка из цветных огней и впрямь привела Силегу к ратуше. На темной башне полной луной светили часы. Важно двигались по циферблату остроконечные стрелки. У запертой двери с ручкой в виде драконьей морды щипал траву задумчивый ослик. Веревка с фонариками была обвязана вокруг ствола липы, и здесь кончалась. Силега подергала дверь. Тут с дерева раздалось мяуканье. Огромный кот, сидящий в развилке, царапнул кору белеющей в темноте лапой, и внятно произнес:
— Сюда.
Не раздумывая, принцесса подкинула вверх легонькое тело, вцепилась в ветку и, упираясь босыми ногами, легко, точно белка, вскарабкалась на ствол. Нырнула в гостеприимно приоткрытое окно. Выбежала в полуосвещенный коридор, вдохнув запах старой пыли. На площадке лестницы споткнулась о кучу земли, а потом — тысячей знакомых переходов помчалась в Часовую башню. Силеге казалось, что стены ратуши — надежные, каменные стены, трясутся, как в лихорадке — это приближалась погоня. И тут же гулко и судорожно ударило бревно в массивные двери, окованные железом. Но Силега нырнула в темное башенное нутро и, оскальзываясь, побежала вверх по гремящей чугунной лестнице, толкнула двери в теплый пыльный зал. И столкнулась с белобрысым парнем. Он едва успел подхватить фонарь и стоял, удивленно щурясь, подталкивая рукой на переносице невидимые очки:
— Вы кто?
А может, он никогда и не носил никаких очков.
— Пропусти!
Похожая лицом на жабу долговязая девчонка в насквозь мокром платье стояла перед Гаем-часовщиком. Должно быть, он был близорук, раз не поразился ее странной внешности. Зато поразился Лимон. Его и так долго упрашивали вылезти из-под стола в углу мастерской, под который он забился. Стол был для толстого Лимона мелковат, и кроссовки торчали наружу, нервно дрыгая лампочками в лад рывкам хозяина. Ильку эти кроссовки смешили. Сенич, вместо того, чтобы помогать вытаскивать Лимона, прилип к узкому окну.
— Там, светит… — наконец соизволил объяснить он.
Часовщик тоже выглянул, охнул, взялся узкой рукой за горло:
— Дорога Сна.
— Ща, — запыхтела Илька, кое-как пролезая между мужчинами. — Это наша гирлянда. Скажи, Сень.
— Ну, — сказал Сень. — Я же говорил: светит.
— Лимон, вылазь! — вспомнила про обязанности Илька и топнула ногой.
Башня содрогнулась. Илька захлопала ресницами. В сказках, конечно, случаются всякие чудеса, но едва ли одна одиннадцатилетняя девочка способна вызвать землетрясение. Из предосторожности она больше не топала, но толчки продолжались.