Дорогой товарищ король
Шрифт:
У входа во дворец королевская стража организовала регистрацию участников пленума. До гостей никак не доходило само понятие очереди, они чуть что хватались за мечи и наотрез отказывались сдавать оружие: «Знаем мы ваших Гортопов, тут моего прадеда на ядовитую подушку посадили!»
Генеральный канцлер был мрачен - ох, не дело собирать эту публику до кучи, ох, не подвели бы кристаллы, ох, государь, тебя-то, может, и не посмеют тронуть, а мне-то каково? Да и Виктор Панкратович без всякого удовольствия разглядывал тех, кому предстояло составить костяк листоранской партийной организации, потому что некоторые лица слишком уж отдаленно напоминали
Заседание было решено провести в пиршественном зале. Огромный камин государь велел вычистить, побелить изнутри да еще пробить проход в королевские покои. Прямо в камин поставили длинный стол, покрытый красной скатертью, и два десятка стульев для президиума. Несколько поодаль соорудили трибуну, причем в ее изготовлении Виктор Панкратович принимал самое деятельное участие. Листоранский герб - Рыбу С Ножом В Зубах - он приказал обрамить золотыми колосьями, и вышло очень красиво. Со стен были сняты драгоценные гобелены, изображавшие прекрасных женщин и неистово любящих их героев древности. Вместо гобеленов там и сям развесили графики и диаграммы, составленные также Востромырдиным. Графики и диаграммы были созданы больше для блезиру и ничего особенного не отражали, так как Виктор Панкратович крепко надеялся на низкую разрешающую способность коварных телекамер.
Исполнители королевских приказов не слишком-то задумывались над их смыслом, видя во всем некую всемогущую магию. Да так оно, в сущности, и было.
Для участников совещания король хотел было заказать соответствующее количество кресел, но Калидор так заохал и застонал, что Виктор Панкратович решил - чуток партийной скромности баронам не помешает, а казенную копейку можно и поберечь. Ограничились двумя рядами длиннющих лавок, да потяжелее, чтобы даже барон Литяга не смог такую скамейку в разрушительных целях поднять.
Сверху, над камином, повесили огромное полотно-плакат, изображавшее могучего кузнеца с молотом и полногрудую крестьянку с серпом. Заграничный безумный маэстро поработал на совесть, хотя рисовать людей труда было и не в здешней традиции. Кузнец и крестьянка попирали толстыми ногами земные параллели и меридианы в районе Северного полюса, а на страже их завоеваний стоял листоранский гвардеец в полном облачении, с боевой клюшкой наперевес. Изобразить революционных солдата и матроса маэстро так и не потянул. Бароны не только не разоружились, они и латы не пожелали снять, поэтому вхождение актива в зал сопровождалось лязгом и грохотом. Сразу же возникли стычки из-за мест, засвистели мечи, и герцог Тубарет в мирных целях организовал жеребьевку, что заняло не менее трех часов.
Виктор Панкратович наблюдал за залом в специальный глазок и страшно волновался. Поймут ли эти люди, выросшие в дикости, невежестве и феодальных предрассудках, стоящие перед ними задачи? Вон ведь у них рожи какие! Но чем дольше наблюдал, тем больше успокаивался. Если этих баронов побрить, причесать и приодеть, будет актив как актив. Тот длинный, в черных латах, со знаменем за спиной - вылитый директор завода немагнитных изделий. А этот, если бы не третий глаз во лбу, - ни дать ни взять комсомольский бог Марат Удаков. Что делать, других кадров нет, и на укрепление никого не присылают - сами виноваты.
Наконец все расселись, и спрятанный за ширмой оркестр грянул «Будет людям счастье, счастье на века» - единственную мелодию, которую листоранские музыканты сумели перенять с голоса Виктора Панкратовича. Востромырдин поправил галстук, перекрестился (отчего по стене кабинета пробежала трещина), поежился и вышел в камин.
Сколь ни были дерзки и наглы бароны, они встретили своего владыку восторженным ревом, заглушившим даже музыку. Виктор Панкратович щедро улыбнулся и помахал пленуму рукой. Это вызвало новый взрыв энтузиазма. «Темный народ, но ведь нашенский», - подумал король, дожидаясь тишины.
– Дорогие товарищи!
– начал он. Бароны обезумели от восторга, громко лупили друг друга бронированными кулаками по панцирям, свистели и хохотали. Ради этих двух простых слов они сейчас готовы были отказаться от большинства ленных прав и привилегий, пойти с королем в самый дальний и бессмысленный поход, сровнять с землей злокозненный Аронакс, еще разок проучить степняков. Да что степняков! Свистни сейчас Виктор Панкратович, они бы сели на лодки и плоты и поплыли покорять загадочную Тетанию!
Услышав же о том, что речь пойдет всего лишь о низменных урожаях, намолотах на круг и закромах государства, слушатели несколько приуныли, но первый пункт повестки утвердили единогласно. С такой же легкостью прошел вопрос о создании в королевстве первичной партийной организации - никто ничего не понял. Зато третий пункт - персональное дело маркграфа Миканора - ознаменовался громовым гулом одобрения. Многие из участников пленума схватились руками за рога, коими наградил их обольстительный маркграф. Они прямо с мест начали вносить предложения касательно примерного наказания Миканора. Самым человечным из этих предложений было запереть мерзавца в клетку с парой брачующихся хлюпиков и посмотреть, кто кого. К сожалению, среди делегатов означенного маркграфа не оказалось.
В конце концов мстительная фантазия иссякла, и Виктор Панкратович смог продолжить:
– Предлагаю избрать в президиум прежде всего наших ветеранов, тех, кто стоял у истоков листоранской партийной организации, товарищей Экзантийского и Асрамического!
Зал поворчал, но согласился. Зато когда король начал зачитывать список остальных членов президиума, дело снова дошло до драки и поножовщины. Королевская стража беспомощно топталась у стен, не решаясь вмешаться. Виктор Панкратович вопросительно взглянул на Калидора. Тот кивнул, опустив крашеную бороду на новенький галстук, надетый под кружевной воротник. Тогда Виктор Панкратович разинул рот и понес баронов со всей родней по кочкам. Они с канцлером загодя предусмотрели такой вариант и удалили из зала все хрупкие предметы. И правильно сделали, потому что по потолку прокатился гром, посыпалась каменная щебенка.
Бароны испуганно притихли. Таких слов им слышать не доводилось, но слухи о страшной Митирогнозии Магике доходили и до их медвежьих углов. Ко взаимному удовольствию, было решено троих сидящих в президиуме оставить, а избрать зато почетный президиум в составе членов Политбюро. Имена были сплошь незнакомые и возражений не вызывали, только суеверный гигант Литяга поинтересовался, добрые ли это духи. Виктор Панкратович заверил, что добрее не бывает, и дал слово канцлеру Калидору.
Слово канцлера было кратким и доходчивым, так как он предпочел ограничиться ксивой: