Дороже жизни
Шрифт:
— Тебе это нравится?
— Сначала было сложно, но сейчас… да! Определённо я чувствую себя нужным. Нужным и полезным.
— Ты ведь сюда не по зову сердца пришёл? Только не ври… — в полтона, с горечью в голосе шепнула, — Я знаю. По телеку вас видела. Знаю про твоего отца, что он будущий мэр.
Проклятье!!!
— Верно, — кисло подтвердил, — Не будем об этом. Честно, я был тем ещё мудаком. Но сейчас… сейчас всё изменилось. Я кое-что понял. Отфильтровал, так сказать, свою жизнь, от начала и до сегодняшнего дня. Смена обстановки, действительно творит чудеса.
— Ты знаешь, а ты молодец! Это поступок, достойный бесконечного уважения! Я горжусь
— Ух ты, здорово! А у меня вот тоже мечта есть. — Сначала обрадовалась, а затем потухла, как растаявшая свеча, — Точнее, была…
— Какая? — зря, зря, зряяяяя, эту тему затеял! Её ведь в любой момент передернуть может. Сейчас у Анны психика очень чувствительна. Ещё бы! Столько натерпелась, девочка.
— Только не смейся. — Губки надула.
Божеее! Какая же она всё-таки хорошенькая!
— Не буду! Ты что!
— Я хотела… стать балериной. Даже на учёбу начала потихоньку откладывать. Мне оставалось совсем немного. Но…
— Дальше не нужно продолжать. Я всё понимаю. — Холодно, с ненавистью в голосе шикнул, проклиная свою черную душу всеми проклятиями мира.
Не хочу даже слушать об этом! Не хочу!!!
Ненавижу себя. Презираю!!!
— Вот. — Голову опустила, лицо в волосах спрятала и носом шмыгнула, а я рядом на корточки присел, руки её ледянющие в свои завернул и попытался в глаза посмотреть. — Даже не знаю, кто это был. Какая такая свинья мне всю жизнь искалечила. Надеюсь, Господь его (или её) покарает. За мои оторванные крылья. За мою вечную боль. За мою вечную немощность. Если узнаю, кто меня сбил, прежде всего, в глаза его бездушные посмотрю, а затем в лицо плюну. Плевать насколько лет посадят. Это не важно. Прошлое не вернуть. Жизнь не вечная. А вот смерть… там он уже точно по заслугам получит!
— Ты встанешь на ноги. Обязательно встанешь!!! — на крик срываюсь, за талию Аню подхватываю, рывком к себе на ноги ставлю. Точнее, на кроссовки.
— Ты что, ты что!!!??? — сопротивляется, кулачками по груди лупит, — Прекрати, мы ведь можем упасть.
— Никогда!!! Слышишь! Никогда тебя не отпущу!!! Не упадёшь больше. Не позволю. Всё тебе отдам. Всего себя! До последней капли. До последнего вздоха! Только не сдавайся! За свои мечты нужно бороться. Обещай!!! — на ушко нашёптываю, крепко-крепко в себя хрупкое тельце вжимаю, а она будто тряпичная кукла-неваляшка в раскорячку болтается, — Я твоя поддержка. Я твоя опора! И теперь мы вместе. Я буду твоими ногами, Аня. Я стану всем, для тебя. И всё для тебя сделаю. Клянусь. А теперь пошли.
Она в шоке. Молчит. Губы дрожат, а по щекам слёзы рекой льются, бесформенными кляксами заливая мою больничную униформу.
— Спасибо тебе, Денис. С-спасибо, — еле-еле молвит, — У тебя доброе сердце. Очень доброе. Я так счастлива! Безумно счастлива, что небеса мне тебя подарили.
Но я молчу. Ещё крепче к себе прижимаю. Потому что знаю, что без меня было бы лучше. Без меня она бы жива осталась. Морально.
— Давай, маленькая, вместе! На счёт три, — ловко подхватываю и спиной к себе разворачиваю, — Мышцы надо тренировать. Вперёд! С правой ноги!
И мы зашагали. Вдвоём.
Она, стоя на мои кроссах, и я, крепко-крепко обнимая её тонкую талию.
После прогулки в саду, в коляску Нюту усадил, а затем, обратно в палату прикатил. На руки осторожно подхватил, щекой к сердцу на секунду прижал, после чего, на кровать уложил.
К
— Ты сегодня молодчина! А теперь, отдыхай. Если что нужно — спрашивай, не стесняйся.
Она улыбнулась. Радушно, искренне, так по девчачи. До самых ушей, что аж ямочки на щеках искорками засверкали. От её улыбки по венам приятное тепло растеклось, и я вдруг понял, что дурею от этой девчонки. Как наркоман проклятый дурею, не в силах и дня прожить без её нежного взгляда.
— А можешь… можешь кое-что сделать? — сегодня она выглядела намного лучше, относительно минувших дней. Болезненная бледность практически исчезла, уступая место лёгкому румянцу.
— Ну? — ласково подмигнул.
— Мой Тоша… он наверно очень голодный. Баба Люба обещала присматривать, но всё же… Можешь его проведать и покормить? И можешь от меня привет передать и сказать, что я постараюсь как можно скорей домой вернуться?
— Что сделать?? — чуть не поперхнулся собственной слюной.
— Кот. Покорми пожалуйста моего кота.
У меня есть руки и ноги — я уже счастлив. Крыша, еда — я ещё тот счастливчик. Безлимитная карта — вообще нафиг самый счастливый житель планеты! А у них нет ничего. У кого-то рук, у кого-то ног. Глаз, или слуха… А кто-то вообще не живёт. Просто существует. В коме. Или память потерял. Или овощ, не умеющий ни говорить, ни вилку самостоятельно держать.
Насмотревшись на эти ужасы, начал задумываться о таких простых вещах, как полноценность. Мне впервые стало стыдно и тошно. За то, что грубил отцу, за то, что вел себя как последний кретин! Никогда ведь не знаешь, что будет завтра. Нужно ценить и радоваться тому, что у тебя есть сегодня.
Аня назвала адрес и мне пришлось проехать через весь город, в Богом забытые чигири ради кота. Ради кота!!! И ещё… ради этих выразительных, невероятно красивых глаз, цвета бездонного океана.
Чего не сделаешь, чтобы избавиться от всепожирающего чувства вины??
Ненавижу животных. Особенно котов. Потому что у меня с детства жуткая аллергия.
Аня жила в общежитии, которое ей завещала дальняя родственница. Это дерьмо, вообще, сложно было назвать домом. На вокзале и то условия намного комфортнее были, чем в этом помойнике. Ежемесячный коммунальный налог тут был копеечный и приравнивался, например, именно для меня, разовому посещению элитного ресторана на Тверской. Для меня был повторный шок (после начала работы в реабилитационном центре) узнать, что подобные трущобы, особенно в Москве, вообще существуют.
И снова сердце в груди защемило. Мне стало стыдно. Стыдно осознавать то, что я, мудак бессердечный, далёк от реальной жизни. Не каждый может позволить себе хоромы в Барвихе. Каждый зарабатывает как может. Если бы все были миллионерами, кто бы тогда на заводах работал?? Как же гадко! Я ведь таких людей вообще за людей не считал. Мне просто повезло. Повезло родиться в золотых пелёнках. А ей… ей нет.
Она жила рядом с цыганами. На этаже неприятно пахло и было очень шумно. Орда чумазых беспризорников щеголяла туда-сюда по этажу, расписывая стены углём, выклянчивая у соседей мелочь, а рядом алкаши-барыги выясняли отношения и бросались друг на друга с разбитыми «розочками» от пивных бутылок. Мат-перемат, застиранное до дыр бельё, развешанное прямо на грязных перилах общажки. Мусор под ногами. А там, в углу, пьяный алкаш прямо передо мной справляет нужду на облупленную стену, по которой ползёт глубокая трещина.