Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1962-1980
Шрифт:
Встреча с Высоцким летом 1967 года стала для Влади всего лишь забавным эпизодом и не предвещала (во всяком случае для нее) в дальнейшем ничего серьезного и многообещающего.
Более того, в те дни у Влади было более сильное увлечение, чем русский актер из Москвы. В 1966 году, снимаясь в Румынии во франко-румынском фильме «Мона, безымянная звезда», Влади познакомилась и серьезно увлеклась молодым румынским актером Кристоей Аврамом. В 1968 году он приедет к Влади в Париж, имея, по всей видимости, серьезные намерения жениться на ней (к тому времени Влади была уже дважды разведена). Но молодому актеру не повезло. Он сильно не понравился
Однако, отдаленный от Парижа тысячами километров, Высоцкий обо всем этом не знал и даже не догадывался. Он пишет Влади несколько тайных писем и даже звонит ей в Париж. До их помой встречи остается еще более полугода.
Начало 1968 года запомнилось Высоцкому новым скандалом в театре. 28 января он вышел на сцену в спектакле «Павшие и живые» в пьяном виде и едва не сорвал постановку. Так как подобных случаев за ним числилось уже предостаточно и терпение администрации театра иссякло, было решено положить этому конец. В результате 22 марта приказом по театру Высоцкого уволили с работы по статье 47 КЗоТ РСФСР.
Это увольнение подействовало на Высоцкого отрезвляюще. Кажется, впервые он по-настоящему понял, что период уговоров и угроз закончился, и на него всерьез обиделись коллеги по работе. Чтобы вернуть их расположение к себе, Высоцкий в апрелe лег на амбулаторное лечение к профессору Рябоконю. Проискав в больнице несколько недель, Высоцкий пришел с повинной к Любимову и попросил вновь принять его в театр. Как это ни странно, его взяли, правда, на договорной основе, с массой mi штельных для него оговорок.
Между тем в июне новая неприятность обрушилась на голову Мысоцкого. В номере газеты «Советская Россия» за 9 июня появилась статья Г. Мушты и А. Бондарюка под названием «Во имя чего поет Высоцкий?». Приведу отрывок из этой статьи: Мм очень внимательно прослушали, например, многочисленные записи песен московского артиста В. Высоцкого в авторском исполнении, старались быть беспристрастными. Скажем прямо: песни, которые он поет с эстрады, у нас сомнения не вызывают и не о них мы хотим говорить. Есть у этого актера песни другие, которые он исполняет только для избранных. В них под видом искусства преподносятся обывательщина, пошлость, безнравственность. Высоцкий поет от имени и во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных. Это распоясавшиеся хулиганы, похваляющиеся своей безнаказанностью…
Во имя чего поет Высоцкий? Он сам отвечает на этот вопрос: «ради справедливости и только». Но на поверку оказывается, что эта справедливость — клевета на нашу действительность…»
В дни, когда появилась эта статья, Высоцкий заканчивал очередной курс лечения в больнице. Душевное состояние его было в те дни далеко от благожелательного: жена начала всерьез подозревать его в измене, в народе кто-то усиленно распускал сплетни о его самоубийстве. Может быть, специально подталкивали к этому? Именно в те дни из-под пера Высоцкого выходит песня «Кто кончил жизнь трагически — тот истинный поэт».
Насколько для Высоцкого тот момент был действительно отчаянным говорит его письмо в ЦК КПСС, датированное 24 июня, в котором он буквально отрекается от своих ранних песен: «…даже мои почитатели осудили эти песни. Ну что же, мне остается только радоваться, ибо я этих песен никогда не пел с эстрады и не
Статья в «Советской России» едва не поставила крест на утверждении Высоцкого на роль Рябого в картине В. Назарова «Хозяин тайги». Член художественного совета «Мосфильма» Шабанов 23 июня на заседании совета заявил: «Высоцкий — это морально опустившийся человек, разложившийся до самого дна». Но, к счастью для Высоцкого, другие члены совета посчитали иначе. В конце концов он был утвержден на роль и в июле вылетел в Сибирь в район Дивногорска.
Натурные съемки фильма проходили в селе Выезжий Лог Майского района Красноярского края. Партнером Высоцкого по фильму был его друг и коллега по Театру на Таганке Валерий Золотухин. По его словам, съемки принесли им обоим мало приятных впечатлений. Режиссер в процессе работы ушел от первоначального варианта сценария и самовольно кроил его, не считаясь с мнением актеров. В конце концов все это привело к тому, что Высоцкий разругался с режиссером прямо на съемочной площадке и долго после этого таил на него злость. Назаров и ответ на это стал попросту игнорировать Высоцкого и в дни, когда тот снимался, не приходил на съемочную площадку. Высоцкого это злило еще больше, и он в сердцах бросал Золотухину: Пропало лето! Пропал отпуск и настроение!»
Но если участие в съемках приносило Высоцкому мало приятных минут, то этого нельзя было сказать о его поэтическом и юхновении, так как именно в Выезжем Логе он пережил свою оолдинскую осень». Там в конце июля — начале августа из-под eго пера на свет появились два самых знаменитых его произведения: «Охота на волков» и «Банька по-белому». Именно с этих произведений и начался тот Высоцкий, который вскоре ворвется в 70-е как яростный обличитель лжи и фарисейства, царивших тогда в обществе. Именно эти вещи явились первым серьезным шагом Высоцкого к тому, чтобы превратиться из певца торов и подворотен в автора остросоциальных песен и стихов.
Между тем сразу после сибирских съемок произошла решающая встреча Высоцкого и Марины Влади. Тем летом она приехала в Советский Союз для участия в фильме С. Юткевича «Сюжет для небольшого рассказа» (она играла Лику Мизинову) и остановилась на квартире друзей в Москве. Высоцкий нашел ее и откровенно признался, что жизнь без нее для него не имеет никакого смысла. И Влади ответила ему своим согласием. Она вспоминает: «Всей ночи нам не хватило, чтобы до конца понять глубину нашего чувства. Долгие месяцы заигрываний, лукавых в и лядов и нежностей были как бы прелюдией к чему-то неизмеримо большому. Каждый нашел в другом недостающую половину. Мы тонем в бесконечном пространстве, где нет ничего, кроме любви. Наши дыхания стихают на мгновение, чтобы слиться затем воедино в долгой жалобе вырвавшейся на волю любви».
Так вспоминает об этом М. Влади. Л. Абрамова обошлась без высоких слов и это понятно.
«Давно это было — осенью 1968-го. Недели две или чуть больше прошло с того дня, когда с грехом пополам, собрав силы и вещи, я наконец ушла от Володи. Поступок был нужный и умный, и я это понимала. Но в голове стоял туман: ноги-то ушли, а душа там осталась…
Кроме всего прочего — еще и куда уходить? Как сказать родителям? Как сказать знакомым? Это же был ужас… Я не просто должна была им сказать, что буду жить одна, без мужа. Его уже все любили, он уже был Высоцким… Я должна была у всех его отнять. Но, если бы я знала раньше все, я бы ушла раньше…»