Доступ к телу
Шрифт:
– Браво, Коля. – Профессор лукаво оглядел соратников: – Дамы и господа, вы ничего не заметили?
– Александр Ильич, вы о чем? – Насторожилась Суркова. Она чувствовала некий подвох в вопросе патрона, но не могла сообразить, в чем он заключается.
– Ладно, друзья мои, тост произнесен, давайте выпьем и закусим.
Выпили все, но с видимым аппетитом с закусками расправлялся только Бородин. И растерянность молодых коллег его только забавляла.
– Что же, друзья… Раз вы такие ненаблюдательные, направлю ваше внимание. Вы заметили, во время тоста Николай ни разу не заикнулся?
– Блин,
– Коля, ты столько наговорил и, действительно, ни разу… – Суркова смотрела то на профессора, то на аспиранта и не могла поверить. Ее кумир за пятнадцать минут превратил заику в нормального человека. Это было грандиозно. За столом поднялся невероятный гвалт. Все наперебой требовали от Николая подтверждения. Тарутян тоже кричал и поражался отсутствию своего дефекта. Позволив помощникам выпустить пар, профессор постучал вилкой по тарелке, призывая к тишине.
– Друзья мои, это и для меня почти чудо. Когда мы производили манипуляции с генами наших подопытных рецидивистов, я обратил внимание на ген, отвечающий за речь в мозгу Николая. Он мне показался немного меньше, чем у Вадима. Но в спешке я не сконцентрировался. Помните, в какой нервозной обстановке мы действовали? И потом все время вспоминал об этом наблюдении. Постепенно мною овладела мысль, что ген речи тоже можно активизировать. Это стало навязчивой идеей. И я рискнул.
Тарутян со слезами на глазах поднялся из-за стола, подошел к профессору и неожиданно опустился перед ним на колени.
– Александр Ильич, я до конца жизни этого не забуду.
Профессор покраснел как девушка, поднял Николая за воротник и истошно крикнул:
– Никогда не смей становиться на колени перед мужчиной! – А как только смущенный аспирант вернулся на место, добавил уже совсем другим тоном: – Дружок, не вводи меня в краску. Наука должна помогать людям. Все здесь сидящие достойны восхищения. Мы с вами на пороге новой эры. Я уверен, государство оценит возможности генетики в преобразовании человека. Скоро мы сможем превратить родину в страну честных людей. А заодно избавлять заик от дефекта речи. Но это всего лишь побочный продукт нашего открытия. Таких продуктов еще будет много. Человеческий мозг – это белая книга. И мы в ней прочли всего несколько строк.
После этого короткого инцидента и слов профессора все ощутили облегчение. Казалось, будто и попытка Сурковой лишить себя жизни, и грабеж, совершенный молодыми учеными, остались в странном, тягостном сне. Страница перевернута и забыта. Теперь они проснулись и готовы шагать вместе по этой трудной, но удивительной дороге, которая зовется наукой. И каждый из них в эту минуту подумал: «Я счастлив!»
Владимир Антонович Паскунов вернулся из Сочи утром и решил провести день дома. Поездка его утомила. Особых надежд урвать что-нибудь для себя во время олимпийской разборки он не питал. Но когда на одном пятачке собирается столько влиятельных чиновников из окружения президента, сенатор был вправе рассчитывать на большее. Однако не вышло. Глава государства гневался и держал подданных в постоянном напряжении. Каждый из них опасался вернуться в Москву разжалованным и обсуждать планы на перспективу остерегался. Но как говорится, с паршивой овцы и шерсти клок… В данном случае, клок шерсти олицетворял собой десятимиллионный тираж учебников для подрастающего поколения россиян и сулил Владимиру Антоновичу реальную выгоду. А поскольку день прилета сенатор решил посвятить отдыху, он не мешкая позвонил брату.
Городская квартира Паскунова занимала немалую часть семнадцатого этажа и выходила окнами на Гребной канал. Со времен правления первого президента России район Крылатское превратился в оазис для преуспевающих государственных мужей и народных избранников. Удальцам из глубинки выдавались квартиры на время думского призыва. Но ушлые депутаты находили способ закрепиться в столице, и казенное жилье, чаще всего, оставляли себе в вечное пользование. Владимир Антонович в их число не входил. В Москву он переехал еще при Горбачеве, и мог теперь почитать себя коренным жителем стольного города.
Лето семья сенатора проводила в загородном особняке, а Паскунова, если он оставался в Москве, обслуживали две домработницы. Их, как и весь штат, обслуживающий сенатора, оплачивала казна.
Кирилл Антонович прибыл через сорок минут после звонка брата и застал его за легким завтраком. Владимир Антонович усадил родственника за стол и поведал о своем разговоре с помощником президента. Услыхав, что тот запросил десятку с книги, Кирилл Антонович матерно выругался, хотя матерился крайне редко.
– Чего ты волну гонишь? – Беззлобно пристыдил Владимир Антонович: – Он же предложил свою маржу вложить в себестоимость.
– Все равно много. Ты и то пятерку просил.
– Кирюш, не первый день живешь на свете. Чем ближе к телу, тем выше процент. Не я это придумал. Мужика тоже надо понять – живет как на вулкане, могут ночью вызвать, могут заставить заснуть в Москве, а проснуться в Хабаровске. Ему хлебушек нелегко дается, вот и заботится о будущем. Без кресла ему и на паперти не подадут.
– Хорошо, я передам Духарикову, пусть сам голову ломает.
– А чего ему ломать? Ему надо писать письмо на имя министра образования. А дальше все как по маслу.
– Себестоимость не так трудно посчитать. Как он перед налоговиками выкрутится?
– И они с него свое получат. В нашей стране надо жить и другим давать. Это Духариков лучше тебя знает. Если ему даже один рублик останется, с такого тиража и это подарок. Без госзаказа он своими сраными учебниками даже задницу не подотрет. Учебники и Академия печатает, и само Министерство образования, и много кто еще, куда грамотнее его.
– Хорошо, Володя, я не против. Скажи, а по поводу Бородина с ним пообщался?
– Даже слушать не пожелал. Говорит, кому это нужно…
– Странно…
– Чего тебе странно? Я уверен, даже прикажи им президент пройти эту процедуру, они бы сто раз извернулись и не пошли. Тоже мне радость – честный чиновник! Без порток останешься.
– Нам не все равно, пойдут они или нет? Нам важно финансирование получить и свое отстегнуть.
– Это и ежу ясно. Повторяю для несмышленых – это никому не нужно.