Дотла
Шрифт:
— Какая хорошенькая! — визг раздается рядом, и Соня даже рта не успевает открыть, как ее за щеки хватают чужие руки. — Какая у нее упругая кожа! Хочу себе такую, хочу такую! Хочу!
Соня понимает, что голос женский, хоть и пальцы очень грубые.
— Заткнись, дура, — рычит незнакомец.
— Давай ее возьмем! Давай! Давай! Давай! У нее такая кожа… — голос тянет мечтательно, а Соня не смеет и головы повернуть. Слишком страшно.
— Да, девка, — вдруг говорит мужчина, — ты хороша. Тащим ее!
— Послушайте… — Соня пытается возразить.
— Руби ее.
Глухой удар в самый затылок и темнота.
Когда Соня
— Хорошо же они тебя приложили, — голос приходит из одного из углов четырехугольного помещения. Это говорит девица в черной коже. Сидит, широко расставив ноги, на голове — большое количество туго заплетенных маленьких кос. Девушка напоминает медузу. — Не дергайся, — и голос у нее скрипучий. — Мы в таком же положении, как и ты. Хана нам всем, — и смеется.
Соня приваливается к стене, осматривается. Скорее всего, их держат в каком-то подвале. Девушка приходит к такому выводу, чувствуя затхлый воздух помещения. Стены грязные, пол едва лучше. Есть несколько стульев и клеенка, постеленная в самом центре. Она в чем-то выпачкана. Соня смутно догадывается, что там кровь. Ее подругами по несчастью оказываются две девушки. Одна пухлая, вся такая рыхлая и ярко-рыжая, Криста, сидит в дальнем углу и ноет, раскачиваясь, будто китайский болванчик. Другая, та самая, с которой Соня говорила, Элоди, иногда треплется, храбрится, сыплет матами. На ней полно блестящего металла по телу — пирсинга и угольных рисунков — татуировок.
— Зачем мы им?
— Не понимаешь? — Элоди изгибает одну бровь. — Этот мир, — она чуть подается вперед, воздевая указательный палец правой руки к верху, — сошел с ума. Они торкнутые. Сожрать они нас хотят. Словно свинину какую-то.
— Ты серьезно? — выдыхает Соня.
— Ага, — тянет Элоди. — Думаешь, что мы тут первые? Неа. Вон сколько крови на клеенке, — головой кивает в центре комнаты. – Я, правда, слышала, — продолжает новая знакомая, — что той чиканутой дуре понравилась твоя кожа. Сочувствую. — Соня хмурит брови. — Была тут девка до тебя, так у нее глаза красивые были. Та сука ей их ножом вырезала, все приговаривая красивые да красивые. Как бы она с тебя кожу снимать не начала.
Девушка нервно сглатывает, прижимается спиной к стене и закрывает глаза. Соне страшно. У нее руки поколачивает. Но над страхом довлеет желание вырваться, сбежать и увидеть Ньюта. Тяга к нему настолько сильна, что Соня понимает, что испугалась не так, как того стоило ожидать. Она какая-то отрешенная, все мусолящая в голове одно и то же, одно и то же. Ньют. Ей надо к нему.
Соня быстро понимает, в каком месте оказывается. Нейт и Йоли, именно так называет друг друга парочка отморозков, приходят через несколько часов. Соня смотрит. В полумраке плохо видно, но девка-хряск — блондинка с неровной стрижкой. Девушке кажется, что у нее нет половины носа. Нейт и Йоли о чем-то шепчутся, яростно спорят, а потом вытаскивают Кристу в центр. Соня начинает понимать, что сейчас будет. Рыжеволосая девушка трясется всем телом. Мужчина достает откуда-то огромный нож, как у мясника. Они отрезают девице руки, заливая все кругом кровью, заставляя ту верещать и визжать. Соня чувствует, как несколько ярко-алых капель долетают до носков
Нейт и Йоли появляются следующим вечером и берутся за Элоди. Соня отворачивает голову. Она думает о том, что могла бы бороться, а не сидеть здесь так спокойно, почти цинично. Но девушка знает, что слаба: давно не ела, нормально не спала, слишком измучена мыслями и ожиданием одного человека. Соне вдруг становится все равно: выживет она или умрет. Она лишь хочет перед смертью увидеть Ньюта, пальцами провести по его лицу. Нейт и Йоли отрубают Элоди голову большим ржавым мачете. Соня вдруг понимает, что не слышала ни звука. Элоди молчала. Это вызывает восхищение. И отморозки какие-то недовольные. Садисты. Соня почти улыбается.
— Че лыбишься? — шепелявит девица. — Ты следующая. — Она приближается к Соне, присаживается на корточки перед ней, подносит складной нож к девичьему лицу. Сталь порхает по щекам, лбу, носу, подбородку. — Завтра сдеру с тебя шкуру. Дюйм за дюймом. А ты будешь живая, будешь все чувствовать и визжать.
Соня набирает рот полный слюны и дерзко плюет девице в лицо. Та аж вскрикивает. Подскакивает, заносит руку для удара, но во время вспоминает, что кожу портить не стоит. Глаза Сони сверкают. Наверное, она сама уже начинает сходить с ума. В помещении стоит запах крови и смерти, он пропитывает здесь все. Соня лишь судорожно втягивает воздух ртом и ждет, когда эта парочка уберется. А они все не уходят. Стоят рядом с частями тела Элоди, задрав головы, будто прислушиваются к чему-то. Тогда девушка тоже напрягает слух и вдруг слышит.
Наверху топот ног, потом какой-то грохот. Дверь, ведущая в подвал, скрипит, распахивается. На пороге появляются силуэты. Соня не знает, чего ждать. Она лишь вжимается в стену. Нейт и Йоли визжат. Девушка слышит звуки ударов, неприятный хруст, глухой вздох, а потом звук выстрела.
— Смотри, тут у них девка, совсем чокнулись. — Кто-то хватает ее за подбородок, заставляет поднять голову. — Хорошенькая-то какая. — Соня разлепляет глаза. На нее смотрит человек с голым, шрамированным черепом, с перекинутым через плечо автоматом, высокий и огромный, словно шкаф.
— Вы хряски? — она сипит, измученная и безумно уставшая от всего этого мира, от окружающей дикости.
Он смеется. И это не кажется Соне зловещим.
— Мы тут все хряски. Просто сохраняем еще разум, а не занимаемся каннибализмом, как эти. Но только не думай, что мы хорошие. Мы скоро будем такими, как они. — Он выпрямляется, когда его кто-то окликает, называя Мэттом. — Идем, идем, бабла у них тут все равно нет.
— Зачем вам деньги? — Соня сама себе поражается, язык прикусить не может.
— Молчи, девка. Живи, — смеется Мэтт. — Ты нам даром не сдалась. — И оборачивается, но Соня вдруг слышит голос. — Че ты на нее так пялишься? Красивых баб что ли никогда не видел? Или хочешь ее себе? — Мэтт снова хохочет. И смех у него раскатистый, басовитый. — Так забирай.
Соня чувствует, как ее хватают за руку, резко выпрямляют, заставляя встать на ноги. Мир девушки шатается, и она впервые осознает, насколько ослабла, просидев в этом подвале два слишком долгих днях.
— Прости, крошка, но тебя хочет кое-кто их моих товарищей. Он у нас мальчик хороший, не обидит.