Дотла
Шрифт:
— Как думаешь, — глухо говорит девушка, собирая пальцами ткань на его груди, — тот ролик, первый, о нас с тобой на поляне — это правда?
Ньют молчит некоторое время, чувствует ее дрожь, гладит ее неспешно, чтобы Соня хоть чуть-чуть успокоилась, потом приподнимает ее лицо за подбородок, смотрит в ее раскосые глаза. Охрово-смарагдовые. Красивые.
— Я надеюсь, что это правда.
Она подается вперед легко и просто. Всего лишь чуть приподнимается и касается его рта своими губами. Юноша теряется на мгновение, не ожидая от девушки такого шага. То ли слишком рано, то ли слишком поздно. Но Ньют находится быстро. Он обнимает ее обеими руками, тянет к себе на колени, пока ее пальцы порхают по его затылку, гладят шею. Губы у нее чуть сухие и горячие,
Соню со своих коленей он не отпускает, перехватывает ее талию руками. Девушка кладет голову ему на плечо и смотрит на море. Она ведет пальцами по его раскрытой ладони. Молчат оба. Наверное, они думают об одном. Зачем все это надо? Зачем было так изгаляться над их психикой? Ньюту страшно представить, что кто-то может коснуться ее против ее же воли. Он слишком хорошо видел, что может быть в итоге. Их ломают. Их калечат. Тела и души. Зачем? Зачем, мать вашу? Ньют снова злится, вдыхает аромат женских волос и все же успокаивается. Не время и не место. Не сейчас. Когда она на его руках, когда он понимает, что снова нашел в своей жизни что-то такое важное и значимое.
— Почему ты хромаешь? — спрашивает Соня после молчания. Голос у нее тонкий и едва скачущий. Девушке тяжело, может даже страшно.
Юноша вздыхает. Признаться ей в том, что Лабиринт и сны о ней свели его с ума? Расписаться в своей слабости? Ньют хмурится на мгновение. Плюк со всем.
— Я пытался покончить с собой.
Она разворачивается в его руках резко. Так, что ее светлые волосы бьют его по лицу. Соня хочет увидеть его глаза. Ньют смотрит недовольно.
— Покончить с собой? — и голос повышает.
— У Минхо была такая же реакция, — зачем-то отвечает он. То ли хочет соскочить с темы, то ли уйти в сторону.
— Ньют…
— Я сходил с ума, понимаешь? Я чуть мозгами не двинулся. Вся эта хренотень меня убивала. — Вдруг резко и зло говорит он. — Лабиринт, гребаные гриверы и ты. Ты, Соня, — смотрит в ее глаза, ядовито, — ты мне снилась. Как какому-то ненормальному шизику. А потом исчезла.
— Эй, — рука у нее теплая, большой палец касается его нижней губы, — ты мне тоже снился. Я думаю, — она чуть хмурит брови, — они это специально. Играли с нами, проверяли. Специально, Ньют. Я даже думаю, — она замолкает на мгновение, словно решает стоит это говорить или нет, — они специально нас выбрали. Я уверена, что мы были близки. Влюблены, наверное. Я думаю, что им были нужны такие, как мы. С такой связью. Чтобы проверить нас, посмотреть на реакции. Я не знаю для чего. Просто нужны. И Харриет, — Соня почему-то улыбается. — Она моя подруга, и она говорила мне, что ей снится парень. Я думаю, что речь шла о Минхо. Наверное, они выбрали нескольких таких. Или… — девушка жмет плечами. — Я не знаю. Я просто рада, что это кончилось. Что сейчас я здесь, с тобой.
Юноша ничего не отвечает. Лишь прижимает ее к себе, кладет свою широкую ладонь на женскую спину. И тогда Соня вздрагивает, морщится. И он вспоминает о ее ране.
— Покажи, — просит Ньют.
Девушка мнется, но все же сползает с его коленей, садится к нему спиной и задирает рубашку. Ткань обнажает ее спину.
— Я почти привыкла, — говорит Соня, не поворачивая головы.
— Я рад, что ты жива.
А потом их становится больше. Котелок, хлопающий Ньюта по плечу. Минхо появляется жутко разъяренным. Юноша чувствует, что под кожей друга пышут такие лютые эмоции. И Харриет он не выпускает из поля своего зрения. А она смотрит на него. Наверное, Соня была права. И сама Соня тут как тут, кидается на шею Харриет, улыбается, о чем-то говорит. Ньют с Минхо лишь переглядываются. Когда появляется Тереза, то к ней мало кто обращается. Девушка старается вести себя естественно, но она вся внутренне напряжена. Ей неудобно, неприятно, некомфортно. Она говорит лишь с Арисом, которого Ньют толком не знает, зато Соня с улыбкой жмет ему руку. Ньюту это почему-то не нравится. Томас появляется самым последним. На него кидаются всей гурьбой, стискивают в железных объятиях, не дают и шагу ступить. Герой чертов. Ньют действительно рад его видеть.
Крысун приходит почти не слышно. Заявляется в своем белом костюме в брюках со стрелками. Ньюта отчего-то перекашивает. Тот призывает к тишине. Все рассаживаются. Соня садится рядом с юношей, придвигает свой стул ближе к нему. Ньют усмехается. Крысун начинает что-то говорить о пользе дела, вешает очередные нагромождения лжи, а потом так плавно, совершенно внезапно сообщает о том, что не все присутствующие здесь иммунны. И называет имена.
Соня хватает Ньюта за руку быстро. Он чувствует ее волнение в том, как она сжимает его ладонь. Напряжение, почти страх. Ему хочется ее приободрить, да только вот юноша не успевает. Его имя звучит как выстрел из пистолета, рассекает воздух, отдается в ушах. Соня бледнеет, лицо ее вытягивается. Томас так ошарашено вперивает свой взгляд в друга. Минхо дергается. Даже лица Харриет и Терезы что-то отражают. А Ньют пытается осознать.
У него нет иммунитета к Вспышке. Он заражен.
========== Фаза III ==========
Ньют разрезает их отношения верными, отточенными жестами, словно действительно берет в руки сталь, острую, прочную, и кромсает. Соне хочется рыдать. Но это глупо. Она ведь иммун. У нее нет Вспышки, этой чертовой болезни. Ее кровь чиста, ее мозг цел и сохранен, она проживет еще так много лет, увидит закат эпохи людей, потонувших, захлебнувшихся в собственной крови и отравленном безумии. Соня задирает голову к небу, туда, в самую высь, вышину. Их наказывают, и она это знает. Девушка трет пальцами глаза и щеки и все смотрит на юношу. Ньют молчалив, нелюдим, изредка улыбается и держится поближе к друзьям, а ее просто не замечает.
Сначала это гуманно, почти просительно, сначала она еще чувствует тепло его ладоней на своих руках, и его твердые пальцы. Ей хочется вцепиться в его предплечья, сжать с такой силой, что станет больно, пустить кровь, впившись ногтями, но Соня не смеет. У нее все глаза блестят. А Ньют качает головой.
— Ньют, пожалуйста… — у нее голос срывается, шепот такой дрожащий, стылый. Она едва всхлипывает, а он смотрит прямо, серьезно, ни один мускул не дергается на лице юноши.
— Нет, Соня. Нет, — и сдергивает с себя ее руки.
Харриет прижимает к себе подругу тесно, зачем-то целует в лоб, озадаченно закусывает нижнюю губу и смотрит через весь зал на Минхо. Соня знает, что они встречаются ночами. Говорят больше, чем целуются, оба озадаченные, озабоченные, с ревущими душами. Харриет больно смотреть на Соню. Минхо предпочитает молчать о том, что дерет ему грудь при каждой мысли, что его лучший друг умрет. Томас все еще верит в сыворотку спасения, в лекарство от смерти. Минхо приходит к выводу, что Томас либо слепец и дурак, либо отчаянный до одури шенк. Минхо думает о том, что трусит, а Томас рвет и мечет. Идиоты. Какие же идиоты.