Дойти до ада

Игнатьев Олег Геннадьевич

— Сиди прямо. Отвечай внятно. Где Зиновий? Кто он? И не три бузу. Иначе… — Климов вытащил из-за пояса «люгер» и постарался, чтобы угроза как можно скорее дошла до Медика.

Медик люто глянул на Климова и отвернулся.

— Зиновий. Всем руководит Зиновий.

— Это кличка?

— Имя.

«Странно, — подумал Климов. — Ну, да ладно».

— А фамилия?

— Твои расходы, мои труды, — неожиданной присказкой ответил Медик. — Чего ты вязнешь? Ты же влип. Тебе — каюк. Ушел бы в горы, как нормальный человек, а так ты — в заднице. Хоть это бы усек! Все уже схвачено и решено без нас.

— Ты меня с собой не путай, — возмутился Климов и с размаху влепил Медику затрещину. — Жуй свои сопли сам.

Голова Медика дернулась, и он процедил:

— Падла!

Климова это нисколько не задело. Он и не собирался выглядеть в его глазах пай-мальчиком. Падла так падла.

От удара ногой Медик свалился на пол. Жилы на его шее вздулись. Лицо стало багрово-синим. Глаза выпучились.

— Фамилию Зиновия! — заорал Климов и, вздернув Медика, вновь усадил его на замолчавшего охранника. — Живее!

Медик застонал. Его обморочно-тусклые глаза вернулись к жизни, и он твердо сказал:

— Плахотин.

При упоминании этой фамилии на Климова пахнуло то ли чердачной пыльной паутиной и летучими мышами, то ли затхлой подвальной плесенью. На душе стало погано и мерзко. Он сразу вспомнил и свой сон, и давний бой с любимчиком Ростова.

— Бывший чемпион по боксу?

— Да.

Спокойно посмотрев на Климова, Медик достал носовой платок, встряхнул его и вытер кровь под носом. Через мгновение он снова чувствовал себя самим собой.

Эта разительная, но уже знакомая перемена в его лице на секунду возвратила Климова в мужское отделение психиатрической лечебницы, швырнула на больничную койку и сжала на его горле пальцы Шевкопляс.

«Теперь она мне долго будет сниться», — помотал головой Климов и посмотрел на Медика словно впервые. Террор не характерен для воров, он характерен для политиков. Только они спокойно могут отправлять на смерть десятки, сотни, тысячи людей, ставя свои жуткие спектакли.

— Поднимайся, — сказал Климов. — Поведешь к Зиновию.

Медик закряхтел и встал. И в это время у него включилась рация:

— Медик, Медик, я на связи.

Климов моментально вырвал рацию, повел стволом крупнокалиберного «люгера», направил его в переносье Медика.

— Где он?

Замешательство, промелькнувшее в глазах Медика, заставило Климова оскалить рот:

— Стреляю.

— Медик, Медик… — Рация не умолкала. Голос у Плахотина был глуховатый, но довольно четкий.

— За Ястребиным Когтем, — сказал Медик. — В вертолете.

Климов так и думал. Главарь не будет совать голову в петлю. Для черновой работы есть другие люди и другие службы.

— Где взрыватель?

— У Зиновия.

Высокомерие на лице Медика сменилось полным равнодушием.

— У Зиновия дистанционник, — догадался Климов, — а мне нужно знать, где сам взрыватель?

— Под вторым газгольдером.

— Пошли.

— Куда? — заартачился Медик.

— В штольню! — гаркнул Климов. — Быстро!

Рацию он отключил и сделал шаг назад.

— Туда нельзя, — возразил Медик. — Там люди Зиновия.

— Где? Сколько?

Медик поморщился.

— Живо! — взбеленился Климов. — Я спешу.

— Два на входе, — с изменившимся лицом ответил Медик. — Нас не пропустят.

— Прикажешь, — с беспощадной суровостью в тоне сказал Климов и подтолкнул Медика к боковому ходу, ведущему в штольню.

Медик повиновался, но не преминул съязвить:

— Вязкость мышления — привилегия шизиков, а ты вроде мужик нормальный.

— А еще недавно говорил, что псих.

— Считай, что я тебя хвалил.

— Вот и хвали. Зачем ругаться? — сказал Климов и подумал, что в туннеле Медик попытается бежать. — Иначе завалю.

Перед уходом из бункера Климов оглянулся. Охранник уже не стонал, а судорожно хрипел, намертво вцепившись в ножку стула. Лампа освещала стены ровным белым светом. «Тяжело придется в темноте, — подумал Климов. — Особенно стрелять».

— Послушай, Климов, — прислонился к стене Медик. — Давай поговорим.

— О чем?

— О нас с тобой, — сбиваясь на скороговорку, зачастил Медик, и вся его довольно длинная тирада свелась к неутешительному выводу, а именно: при таком уме, как у Климова, благородный характер — погибель. Благородство ценится только тогда, когда мужчина холоден, бесстрастен и расчетливо-рискован. Словом, безрассудному в мире истинных хозяев жизни делать нечего. Любая попытка утвердиться среди них обречена на провал; можно не то что остаться без порток, а и собственную голову подставить.

— Ты меня вербуешь? — спросил Климов и с наивно-постным выражением лица взглянул на Медика.

— Нет, — ответил тот. — Предупреждаю.

— Зря, — отрезал Климов. — Я дебил. Я начисто лишен инстинкта самосохранения. И сделаю то, что задумал. Вот смотри, — он показал на вход в туннель, перед которым задержался. — Там вход к жизни, для меня и для тебя, когда ты скажешь код, а там, — он чуточку отвел ствол пистолета, — крышка гроба. Еще секунда, и я сам пойду к газгольдерам. Решай. — Ствол «люгера» уткнулся в ухо Медика. — Секунда.

Сведенное судорогой страха бледное лицо Медика мелко задергалось.

— Шестнадцать… Сорок… Сорок восемь… Двадцать… Тридцать…

— Девять, — сказал Климов.

— …три, — закончил Медик. «Значит, восемь», — понял Климов.

Губы Медика сначала складывались в трубку, и он начал говорить «во…»

— Если код не наберется, я тебя прикончу.

Осмотрительность и недоверие давно наложили отпечаток на его характер.

Когда вошли в туннель, Климову захотелось стать тенью, полностью раствориться во тьме.