Дождь для Джона Рейна
Шрифт:
Лифт донес меня до тридцать шестого этажа, потом — коридор до квартиры. Проверка тонкой полоски прозрачной ленты, прикрепленной внизу двери: порядок. Как я всегда говорю Гарри, хорошая оборона должна быть многослойной.
Отперев дверь, я вошел. Все, как я и оставил. Что, впрочем, ни о чем не говорит. За хлопчатобумажным лежаком и торшером у стены, смотрящей на запад, стояла кожаная оливкового цвета кушетка. Иногда я сидел на ней, наблюдая за закатом солнца. По простору полированного деревянного пола простирался габехский ковер, в его зеленые и голубые фрагменты вкраплялась дюжина причудливых кремовых мазков, которые, видимо, должны были обозначать коз в пасторальном окружении. Выработка ковра достаточно мягкая и плотная одновременно, чтобы он мог служить матрацем для кочевников, некогда соткавших
Перед бюро стоит одно из фантастически сложных, но поразительно удобных рабочих кресел «Аэрон» от Германа Миллера. Я его случайно прикупил на распродаже по случаю банкротства какой-то высокотехнологической фирмы в Электронной долине в районе Сибуйя. На столе — компьютер «Макинтош Джи-4» и превосходный двадцатитрехдюймовый плоский монитор, о котором я ничего не говорил Гарри, потому что он пребывает в уверенности, что в компьютерах я ничего не смыслю, а я не вижу нужды разубеждать его. Ни к чему ему знать, что у меня есть собственные уловки, чтобы в случае необходимости пробираться сквозь самые замысловатые брандмауэры.
Напротив дивана — домашний кинотеатр «Бэнг и Олафсен» и чейнджер на шесть дисков. Следом полка с солидной коллекцией компакт-дисков, большинство — джаз, а также моя скромная библиотека. В библиотеке несколько книг по боевому искусству бугеи, некоторые из них достаточно старые и выцветшие, с информацией о технике боя, которая считается слишком опасной для современного дзюдо — захваты позвоночника, шеи и все такое, — вследствие чего в большинстве своем эта техника уже потеряна. Несколько крепко потрепанных философских книг — Мисима, Масаси, Ницше. И несколько тонких томиков, которые я время от времени заказываю у не совсем обычных издателей в Штатах: книги, запрещенные в Японии и в других странах, в которых недостает американской приверженности свободе слова, может быть, иногда чересчур сильной, но которую мне все же удается черпать с помощью методик, приобретенных из самих этих томиков. Работы по последним методам наблюдения и слежки; следственные технологии и полицейская практика; создание фальсифицированной личности; открытие оффшорных счетов и тайная почта; методы маскировки и побега; отмычки и взлом; и все подобные темы. Разумеется, за многие годы я накопил довольно много собственного опыта в этих областях, однако у меня нет планов писать по нему руководство пользователя. Я читаю эти книги, чтобы знать, что известно оппозиции, чтобы понять, как могут мыслить мои противники, чтобы предполагать, в каком месте они будут меня поджидать, и успеть предпринять соответствующие контрмеры.
Единственный подозрительный предмет в квартире — деревянный вращающийся манекен для тренировок, который я поставил посередине совершенно пустой комнаты, застеленной татами. В квартире, где жила бы обычная семья, на этом месте должен был располагаться котацу — низкий столик с тяжелой стеганой скатертью, ниспадающей на пол. А под столиком — электрическая жаровня. Вокруг него зимой ютилась бы вся семья. Босые ноги, уютно укутанные складками скатерти, грела бы жаровня, а они сплетничали бы о соседях, изучали коммунальные счета, возможно, строили бы планы на будущее для своих детей.
Деревянный манекен для меня более полезен. Почти четверть века, пока жил в Японии, я занимался дзюдо, и мне нравилось, что этот вид борьбы акцентирован на бросках и нижнем бое. Но после того как Хольцер и Контора засекли мою связь с токийским центром дзюдо «Кодокан», я понял, что записываться в его отделение в Осаке было бы слишком явным проколом. Так один участник федеральной программы защиты свидетелей возобновил подписку на те же странные журналы, которые он так любил читать до того, как перебраться в подполье. Сейчас мне спокойнее тренироваться в одиночку. Манекен поддерживает рефлексы на достаточно остром уровне, а ударные поверхности ладоней остаются мозолистыми и твердыми, позволяя практиковаться в некоторых ударах и блоках, которые я, занимаясь дзюдо, в какой-то степени игнорировал. Манекен мог бы стать очень интересным предметом для разговора, зайди вдруг кто-нибудь ко мне в гости.
Следующие дни я посвятил приготовлениям к отъезду из Осаки. Уезжать в спешке было бы ошибкой: во время переезда ты наиболее уязвим.
Тацу скорее всего ожидает, что я постараюсь уехать как можно быстрее; а если так — он должен быть готов преследовать меня. И наоборот, если я останусь, он может успокоиться.
Я остановился на Бразилии — я затем и изучал португальский, который мне пригодился с Наоми. Гонконг, Сингапур, еще какие-то пункты в Азии или Штатах могли показаться более подходящим выбором, и именно поэтому я предпочел Бразилию. И даже если кому-нибудь придет в голову искать меня там, ему придется нелегко: в Бразилии множество этнических японцев проросло во все сферы жизни, и еще один переселенец не обратит на себя никакого внимания.
Рио-де-Жанейро, который отличают развитая культура, хороший климат и огромное количество туристов, — был бы идеален. Город не входит в сферу внимания мировых разведок, терроризма и Интерпола, поэтому мне почти не пришлось бы беспокоиться по поводу неожиданных досмотров, камер видеонаблюдения и других естественных опасностей, подстерегающих беженца. Я мог бы даже вернуться к занятиям дзюдо или по крайней мере к его бразильской кузине капоэйре. Бразильская семья Грацие взяла один из прародителей дзюдо джиу-джитсу, завезенный в страну японцами-иммигрантами, и развила из него одну из наиболее замысловатых систем нижнего боя, которую когда-либо видел мир. Капоэйрой фанатично увлекаются в Бразилии, она приобрела популярность по всему миру, включая Японию.
Параллельно с нужной дислокацией у меня в запасе имелась альтернативная личность, которую я долгое время подкармливал, готовясь к дню, когда мне придется залечь на дно. Около десяти лет назад, когда я следил за одним чиновником и готовился к его устранению, меня поразило, насколько он внешне напоминал меня — того же возраста, роста, телосложения, даже лицо было довольно похожим. И имя чудесное: Таро Ямада — японский эквивалент Джона Смита. Я кое-что раскопал и выяснил, что у Ямады-сан не было близкой родни. Казалось, никто не мог соскучиться по нему настолько, чтобы отправиться на поиски, если он случайно исчезнет.
Теперь во многих книгах можно прочитать, как создать новую личность, имея имя и фамилию умершего человека, но это возможно только в том случае, если не было выписано свидетельство о смерти. Если же в дело вмешались официальные лица, где бы это ни произошло — скажем, человек умер в хосписе или больнице, его похоронили или кремировали (что, если подумать, ожидает практически каждого), или кто-то подал заявление на розыск — свидетельство обязательно будет выписано. Будет оно выписано и в том случае, если кто-то из родственников захочет получить собственность покойного — недвижимое и личное имущество, отходящее к нему по завещанию. А если даже удастся заполучить новые документы, основанные на информации о покойном, они окажутся бракованными. В итоге, когда ты захочешь получить водительские права, кредит, устроиться хоть на какую-нибудь работу или пересечь границу — короче, когда тебе понадобится проделать любое из действий, для которых и необходима новая личность, — на чьем-то экране обязательно загорится предупредительная надпись «С этой фотографией что-то не так», и тебя быстро и тщательно оттрахают.
А как насчет личности еще живущего? Такое срабатывает в кратковременных аферах, известных в разговорном языке как «кража личности», хотя чаще под этим понимается «заимствование личности», но совершенно недопустимо на длительный период. В конце концов, кто будет возвращать кредиты? И куда посылать счета? Можно использовать и того, кто, скажем, исчез по определенной причине. Предположим, ты даже знаешь такого человека. Как насчет этого? Но вдруг за ним остались долги? Или он был наркодилером? Потому что если раньше кто-то искал его, теперь он будет искать тебя. И наконец, что ты будешь делать, если исчезнувший человек неожиданно вновь появится на поверхности?