Дождь для Джона Рейна
Шрифт:
Девушка открыла зонтик и направилась в сторону входа. Я вышел из укрытия.
— Наоми, — тихо позвал я.
Она резко обернулась, и я услышал ее дыхание.
— Какого черта?! — воскликнула она по-английски с португальским акцентом.
Я поднял руки ладонями вперед:
— Я просто хочу поговорить.
Наоми посмотрела через плечо, возможно, измеряя расстояние до двери, потом повернулась ко мне, явно приняв решение.
— Я не хочу разговаривать с вами. — Она сделала ударение на первом и последнем
— Вы не обязаны, если не хотите. Я просто прошу, это все.
Наоми снова осмотрелась по сторонам. Она хорошо чувствовала опасность. Большинство людей перед лицом угрозы отдают ей все свое внимание. Это делает их легкой добычей, если «угроза» — всего лишь уловка, а настоящая засада на самом деле на фланге.
— Откуда вы знаете, где я живу? — спросила она.
— Посмотрел в Интернете.
— Правда? Вы считаете, что, если у меня такая работа, я везде вывешиваю свои координаты?
Я пожал плечами:
— Вы дали мне свой электронный адрес. Если имеется хотя бы такая скромная информация, с ее помощью можно многое узнать.
Ее глаза сузились.
— Вы кто, профессиональный преследователь?
— Нет, — покачал я головой.
Дождь усиливался. Я понял, что если не обращать внимания на некоторый физический дискомфорт, с погодой мне не так уж не повезло. Под зонтиком Наоми осталась сухой и была вполне уравновешенной. Я же вымок и почти дрожал. Контраст должен был придать ей уверенности.
— У меня что, проблемы? — спросила она.
Это удивило меня.
— Что еще за проблемы?
— Я ничего плохого не делала. Ни в чем не замешана. Я просто танцовщица.
Я не знал, куда она клонит, но не хотел ее останавливать.
— Вы ни в чем не замешаны? — переспросил я.
— Я не замешана! И не хочу. Я занимаюсь своим делом.
— У вас нет проблем, по крайней мере со мной. Я действительно просто хочу поговорить.
— Назовите мне хоть одну вескую причину.
— Потому что вы мне верите.
Ее лицо выразило смесь удивления и недоверия.
— Я вам верю?
Я кивнул.
— Вы предупредили меня о подслушивающих устройствах в клубе.
На мгновение она закрыла глаза:
— Господи Иисусе, я знала, что пожалею об этом!
— Но вы знали, что пожалеете больше, если ничего не скажете.
Наоми покачивала головой, медленно и размеренно. Я знал, о чем она думает: «Я сделала этому парню одолжение, и теперь не могу от него избавиться. Он и есть проблема, а мне проблем не нужно».
Я отбросил упавшие на лоб волосы.
— Мы можем куда-нибудь зайти?
Она посмотрела налево, потом направо. Улица была пуста.
— Хорошо. Давайте возьмем такси. Я знаю место, где открыто допоздна. Там мы сможем поговорить.
Мы поймали такси. Я сел первым, Наоми проскользнула за мной и продиктовала водителю адрес: Сибуйя-ку, номер 3-3-5, на южной стороне Роппонги-дори. Я улыбнулся:
— «Тантра»?
Она посмотрела на меня слегка озадаченно:
— Вы знаете это место?
— Я давно здесь живу. Хорошее заведение.
— Не думала, что вы знаете. Вы немного… старше.
Я рассмеялся. Если она хотела меня разозлить, то удар пришелся мимо. Я никогда не переживал по поводу своего возраста. Большинство людей, которых я знал, когда был моложе, уже мертвы. То, что я все еще дышу, уже само по себе предмет гордости.
— «Тантра» — это как секс, — пояснил я. — Каждое поколение считает, что именно оно открыло его.
Наоми отвернулась, и некоторое время мы ехали молча. Я бы предпочел, как обычно, выйти из такси на расстоянии нескольких минут ходьбы от нужного адреса. Однако в связи со всеми обстоятельствами сегодняшнего вечера я счел вероятность проблем, происходящих из полного отсутствия у Наоми чувства безопасности, относительно низкой.
Через несколько минут мы остановились перед невыразительным офисным зданием. Я заплатил, и мы вышли. Дождь прекратился, улица была пустой, словно вымершей. Если бы я не знал, где мы находимся, то сказал бы, что довольно странно посреди ночи выходить из такси в таком месте.
Позади нас над лестничным колодцем тускло светилась буква «Т» — единственный внешний признак существования «Тантры». Мы спустились по ступеням, прошли через пару внушительных металлических дверей и оказались в освещенном свечами фойе, которое, как короткий туннель, вело к залу, где можно было сесть.
Появился официант и тихим голосом спросил, вдвоем ли мы пришли. Наоми ответила утвердительно, и он проводил нас внутрь.
Бетонные стены выкрашены в коричневый цвет, потолок черный. Я заметил несколько ламп, однако главным образом свет исходил от свечей на столах и в углах покрытого лаком цементного пола. В нишах тут и там — статуи, изображающие сцены из Камасутры. Вокруг расположилось около полудюжины компаний, все сидели на полу на подушках или в низких креслах. Тихий разговор и приглушенный смех. Какая-то музыка, похожая на легкий арабизированный техно, мягко лилась из невидимых динамиков.
В глубине располагалось два дополнительных помещения. Я знал, что они были частично скрыты от главного зала тяжелыми лиловыми портьерами. Я спросил официанта, свободны ли они, и он показал на правый. Я посмотрел на Наоми, она кивнула.
Мы прошли через портьеры в комнату, скорее напоминавшую маленькую пещеру или опиумный притон. Потолок низкий, от свечей по стенам разбегались мерцающие всполохи. Мы сели на подушки в углу, официант подал меню и ретировался, не произнеся ни слова.
— Вы голодны? — спросил я.