Дождь для Джона Рейна
Шрифт:
Я открыл глаза и посмотрел на него:
— Самодостаточность. Поддержка. Как дополнительная почка.
— Точно. Теперь поставь себя на место Ямаото. С твоей помощью он может ликвидировать любого, кто окажется незаинтересованным в его вознаграждении или неподверженным шантажу, кто тем или иным образом представляет опасность для созданной Ямаото машины. Ты выполняешь жизненно важную функцию. Потеряв тебя, Ямаото научится не позволять себе концентрировать все доверие на одном человеке. Он захочет создать самодостаточность во всей системе.
— Даже если Мураками может всех заменить.
— Что, как ты говоришь, не соответствует
— То есть додзо, которым заправляет Мураками, эти бои…
— …нечто вроде курса подготовки.
— Курс подготовки… — произнес я, качая головой. Тацу смотрел на меня, находясь, как всегда, на шаг впереди. И тут я понял. — Наемные убийцы?
Он поднял брови, как бы говоря: «Ну, что еще скажешь?»
— Додзо — это курс предварительной подготовки, — продолжил я, кивая. — А в ходе подготовки, которую они там проходят, из них отбирают тех, кто предрасположен к насилию. Работая в таком режиме ежедневно, а то и дважды в день, человек еще больше лишается чувствительности. Присутствовать на схватках со смертельным исходом — это следующий шаг.
— А сами бои…
— А сами бои завершают процесс. Конечно, все вместе — это всего лишь одна из форм базовой подготовки. Хотя, конечно, таких солдат, которые сначала получают базовый опыт боевой подготовки, а потом опыт убийства, относительно немного. Здесь же убийство — часть учебного плана. И созданные тобой кадры состоят лишь из тех, кто выжил, потому что наиболее профессионален в том, чему научился.
В этом есть смысл. Обращение к убийцам вообще-то даже неоригинально. В прошлые века сёгуны и даймё [13] нанимали ниндзя для своих междоусобных войн. Я вспомнил нашу прошлогоднюю встречу с Ямаото и подумал, что ему это сравнение, наверное, польстило бы.
13
Сёгун, даймё — военно-феодальные правители средневековой Японии.
— Видишь, как это вписывается в долговременные планы Ямаото? — спросил он.
Я покачал головой. Трудно думать в такой всепроникающей жаре.
Тацу посмотрел на меня, как смотрят на туго соображающего, но все равно милого ребенка.
— Каковы общие перспективы у Японии на будущее? — спросил он.
— Что ты имеешь в виду?
— Как у нации. Где мы будем через десять, через двадцать лет?
Я задумался.
— Думаю, дела будут неблестящие. Куча проблем — дефляция, энергия, безработица, окружающая среда, банковский хаос, — и, похоже, никто не в состоянии что-то с этим сделать.
— Точно. И ты прав, отделяя проблемы Японии, которые существуют и в других странах, от нашей беспомощности в их решении. В этом смысле мы уникальны среди прочих индустриализованных наций.
Тацу смотрел на меня, и я знал, о чем он думает. До недавних пор я был одной из причин такой беспомощности.
— Путь к консенсусу требует времени, — заметил я.
— Часто он требует вечности. Однако культурная предрасположенность к консенсусу не настоящая проблема. — Я заметил намек на улыбку. — Даже ты не настоящая проблема. Настоящая проблема — это природа нашей коррупции.
— Только за последнее время произошло несколько скандалов, — согласился я. — Автомобили, ядерная энергетика, пищевая промышленность… То есть, я хочу сказать,
Он поморщился:
— То, что произошло на ядерных станциях «ТЕПКО», — худший позор. Руководство должно быть наказано.
— Ты просишь меня еще об одной «услуге»?
Он улыбнулся:
— В разговоре с тобой нужно следить за фразеологией.
— Так или иначе, разве руководство «ТЕПКО» не подало в отставку?
— Конечно, подало. Но регулировщики остались. Те, кто отрезает от фондов, предназначенных на строительство и обслуживание атомных станций, кто только сейчас начинает предавать огласке те опасности, о которых они знали многие годы.
Тацу поднялся и сел на край бассейна, чтобы немного отойти от жары.
— Знаешь, Рейн-сан, общество — это организм, а невосприимчивого к болезням организма не существует. Важно, может ли организм построить эффективную защиту в случае, если его атакуют. В Японии вирус коррупции поразил саму иммунную систему — эдакая социальная форма СПИДа. Следовательно, тело потеряло способность к самозащите. Я именно это имею в виду, когда говорю, что у всех стран есть проблемы, но только у Японии — проблемы, которые она потеряла способность решать. Менеджеры «ТЕПКО» уходят в отставку, а люди, ответственные за регулирование деятельности компании, остаются. Такое возможно только в Японии.
Он выглядел очень расстроенным, и на секунду мне захотелось, чтобы он не принимал все это дерьмо так близко к сердцу. Если так пойдет и дальше, у него будет язва размером с астероид.
— Я знаю, что это плохо, Тацу, — начал я в попытке слегка открыть ему более оптимистичный вид на будущее. — Но Япония далеко не уникальна, если вести речь о коррупции. Может быть, здесь немного хуже, но в Америке мы имеем «Энрон», «Тайко», «Уорлдком», аналитиков, вздувающих стоимость акций клиентов, чтобы пристроить своих деток в престижные школы…
— Да, но посмотри на возмущение, которое эти разоблачения вызвали в системе американской власти, — возразил он. — Проводятся открытые слушания. Принимаются новые законодательные акты. Главы корпораций садятся в тюрьму. А в Японии возмущение считается недопустимым. Наша культура, кажется, сильно подвержена соглашательству, а?
Я улыбнулся и в ответ предложил одну из самых распространенных фраз японского языка.
— Shoganai, — сказал я. Буквально — «ничего не поделаешь».
— Точно, — согласился Тацу. — Кое-где это называют «C’est la vie», или «такова жизнь». Там, где акцент делают на обстоятельствах. Однако только в Японии мы делаем акцент на собственной неспособности изменять эти обстоятельства. — Он вытер лоб. — Итак. Рассмотрим состояние вещей с точки зрения Ямаото. Он понимает, что с подавленной иммунной системой кардинальный отказ организма неизбежен. Уже столько было критических эпизодов — с финансами, экологией, атомной энергетикой, — что настоящая катастрофа всего лишь дело времени. Может быть, это будет авария на атомной электростанции, которая накроет весь город. Или налет на банки в масштабах страны и потеря всех депозитов. Чем бы это ни было, когда-нибудь оно случится с размахом, достаточным, чтобы встряхнуть японских избирателей и избавить их от апатии. Ямаото знает, что яростное возмущение режимом исторически имеет тенденцию вызывать экстремистскую ответную реакцию. Так было в Германии, царской России, и это только несколько примеров.