Дождь для Джона Рейна
Шрифт:
— Суть в следующем: мне не доставляет никакого удовольствия давать тебе повод для сомнений. И я говорю тебе: здесь что-то не так. Необходимо быть осторожнее. Ничто не делает человека более беспечным, чем те чувства, которые сейчас тобой владеют.
Через какое-то время Гарри проговорил:
— Я подумаю о ваших словах.
Непохоже, однако, чтобы он собирался думать о них. Казалось, он хочет закрыть уши руками. Сунуть свою свежеостриженную голову в песок. Нажать клавишу «Delete» и стереть все, что только что услышал.
— Послушайте, я встречаюсь с ней сегодня вечером. Я буду внимательно наблюдать
Я понял, что теряю время.
— Я думал, ты умнее. — Я покачал головой. — Правда, думал.
Встав, я бросил несколько купюр на стол и вышел, даже не взглянув на Гарри.
Направляясь к железнодорожной станции, я размышлял о том, что незадолго до этого говорил Тацу о риске и награде.
Гарри способен очень на многое. Я думал, так будет всегда. Но он потерял осторожность. Оставить его в моей жизни означало бы повесить на себя еще больше риска, чем раньше.
Я вздохнул. Два прощания за один вечер. Тяжело. У меня ведь не так много друзей.
Однако сентиментальничать смысла нет. Сентиментальность — это неумно. Гарри стал обузой, и я должен оставить его.
ЧАСТЬ 3
Бог. Этот ублюдок, его ведь не существует.
14
Вернувшись в «Империал», я зашел в гостиницу со стороны парка Хибия. Мне всегда казалось, что любое место, где я останавливаюсь, — это потенциальная точка для засады, и пока я шел по просторному вестибюлю к лифтам, мой радар гулко отдавался в голове. Я автоматически сканировал пространство вокруг, обследуя в первую очередь диваны и кресла, откуда открывался лучший вид на вход, куда обычно сажают наблюдателя с заданием вычислить ожидаемую личность. Ничего подозрительного. Радар перешел в режим умеренной готовности.
Подходя к лифтам, я заметил потрясающей внешности японку около тридцати пяти, с волнистыми иссиня-черными волосами до плеч, контрастирующими с очень белой и гладкой кожей. На ней были вылинявшие джинсы, черные мокасины и черный свитер с треугольным вырезом. Женщина стояла посередине лифтового холла и смотрела прямо на меня.
Это была Мидори.
«Нет, — подумал я. — Посмотри получше».
С тех пор как около года назад в Нью-Йорке я в тени колонны смотрел на ее выступление в «Виллидж-Вангард», я видел не одну женщину, которая с первого взгляда напоминала Мидори. Каждый раз, когда это случалось, часть моего сознания заполняла пропуски деталями, возможно, желая поверить, что это действительно она, и иллюзия длилась секунду или две, пока более внимательный осмотр не объяснял полной надежды части сознания, что произошла ошибка.
Женщина смотрела на меня. Сложенные на груди руки начали опускаться.
Мидори. Сомнений не было.
Сердце бешено застучало. Пулеметная очередь вопросов взорвалась в голове.
Откуда она здесь? Что она снова делает в Токио? Как узнала, где меня найти? Как вообще кто-нибудь мог это узнать?
Я оставил вопросы в стороне и начал проверять второстепенные зоны вокруг. Если ты обнаружил один сюрприз, это не означает, что не может быть второго. На самом деле первый может оказаться
Ничто не настораживает мой радар. Ладно.
Я снова посмотрел на женщину, все еще надеясь, что повторный осмотр подскажет мне, что у меня начались галлюцинации. Не получилось. Это она.
Теперь Мидори стояла, разглядывая меня. Поза напряженная и какая-то решительная. Глаза устремлены на меня, но я не мог разглядеть их выражения.
Я снова осмотрел помещение, потом медленно пошел к тому месту, где стояла Мидори. Остановился напротив, подумав, что она непременно должна услышать громкий стук моего сердца.
«Соберись», — подумал я, не зная, что сказать.
— Как ты меня нашла? — все, что я смог выдавить.
Выражение ее лица было безмятежным, почти легкомысленным. Темные глаза излучали неосязаемый жар.
— Искала по справочнику людей, которые считаются мертвыми, — ответила Мидори.
Если она хотела напугать, ей это удалось. Я снова осмотрелся кругом.
— Ты чего-то боишься? — спросила она.
— Постоянно, — ответил я, снова уставившись ей в глаза.
— Боишься меня? Почему?
Пауза. Потом вопрос:
— Что ты здесь делаешь?
— Ищу тебя.
— Зачем?
— Не прикидывайся дурачком. Я же знаю, ты не такой.
Мой пульс стал ровнее. Если Мидори думает, что я начну раскрывать душу в ответ на ее неопределенные ответы, то она ошибается. Я в такие игры не играю, даже с ней.
— Ты собираешься ответить, как ты нашла меня? — спросил я.
— Не знаю.
Следующая пауза. И еще один взгляд.
— Хочешь выпить?
— Это ты убил моего отца?
Мое сердце вновь забилось быстрее.
Я долго смотрел на нее. Потом проговорил:
— Да.
Очень тихо.
Я продолжал смотреть ей в глаза. Мидори не отвела взгляда.
Некоторое время она молчала. А когда заговорила, голос ее был низким и хриплым.
— Не думала, что ты признаешься в этом. По крайней мере не так легко.
— Мне очень жаль, — пробормотал я, подумав, насколько нелепо это звучит.
Она сжала губы и покачала головой, как будто хотела сказать: «Ты никогда не бываешь серьезным».
Я снова осмотрел вестибюль. Никого, кто мог бы как-то навредить мне, не было заметно, хотя много народу входило и выходило, так что полной уверенности быть не могло.
— Почему бы нам не пойти в бар? — предложил я. — Я расскажу тебе все, что захочешь.
Не посмотрев на меня, она кивнула.
Я имел в виду не бар «Рандеву», находящийся на одном этаже с вестибюлем — в нем всегда так много народа, что с точки зрения безопасности это просто нелепость, — а «Олд империал» в бельэтаже. Последний представляет собой реликт оригинального «Империала» дизайна Фрэнка Ллойда Райта, разрушенного в 1968 году якобы из соображений сейсмической безопасности, а скорее всего — из преклонения перед извращенными представлениями о «прогрессе». Переход на уровень бельэтажа означал, что нам придется снова пройти через вестибюль, подняться на один лестничный пролет и сделать несколько поворотов по пустынным коридорам с выходами на разные уровни. Если за Мидори кто-то следует, знает она об этом или нет, ему будет нелегко остаться незамеченным.