Дождь для Джона Рейна
Шрифт:
— Люди наконец проголосуют за перемены.
— Верно. Вопрос только в том, за перемены к чему.
— Думаешь, Ямаото пытается позиционировать себя так, чтобы подняться на волне возмущения?
— Конечно. Возьмем курс Мураками по подготовке убийц. Он дает Ямаото дополнительные возможности запугивать и заставлять молчать. А такие возможности — это исторические предпосылки возникновения всех фашистских режимов. Я уже говорил тебе раньше, Ямаото в глубине души реакционер.
Я вспомнил пару хороших
— И ты работаешь с честными и незапятнанными политиками, чтобы доказать, что Ямаото — не единственный выбор поруганного электората.
— Я делаю, что могу, — ответил он.
Перевод: «Я сообщил тебе ровно столько, сколько тебе нужно знать».
Но я знаю, что диск — практический справочник типа «Кто есть кто» в коррупционной сети Ямаото — своим негативным содержанием может оказаться бесценной дорожной картой тем, кто не входит в эту сеть. Я представил себе, что Тацу работает с хорошими парнями, предупреждает их, старается защитить. Расставляет их, как камешки на доске для го.
Я рассказал ему о «Розе Дамаска» и очевидной связи Мураками с этим местом.
— Женщин используют, чтобы подставлять и подкупать врагов Ямаото, — кивнул Тацу, когда я закончил.
— Не всех, — заметил я, вспомнив о Наоми.
— Да, не всех. Некоторые из них могут даже не знать, что происходит, хотя должны по крайней мере что-то подозревать. Ямаото предпочитает, чтобы такие заведения у него работали легально. Так труднее что-то вынюхать. Исихара, тяжеловес, был очень полезен в этом смысле. Хорошо, что его больше нет. — Он снова вытер лоб. — Мне кажется интересным, что Мураками также выполняет важные функции в этом сегменте средств контроля Ямаото. Может статься, что он занимает значительно более важное место в силах Ямаото, чем я вначале предполагал. Неудивительно, что Ямаото стремится к переменам. Ему нужно уменьшить свою зависимость от этого человека.
— Тацу, — прервал я его. Он посмотрел на меня, и я понял: он почуял, что сейчас последует. — Я не буду убирать его.
Наступила долгая пауза. Его лицо ничего не выражало.
— Понимаю, — тихо проговорил Тацу.
— Слишком опасно. Это было опасно раньше, а теперь у них есть мое лицо на домашнем видео в «Розе Дамаска». Если запись увидит не тот, кто надо, они меня вычислят.
— Их интерес сосредоточен на политиках, бюрократах и им подобных. Шансы, что видео как-то дойдет до Ямаото или еще кого-нибудь из тех немногих, кто может узнать твое лицо, слишком малы.
— Я так не думаю. Как бы
Тацу посмотрел на меня:
— Тогда пусть выглядит неестественно. Ставки слишком высоки, чтобы испытывать судьбу.
— Я мог бы попробовать. Но я плохо стреляю из снайперской винтовки и не хочу использовать бомбу, потому что могут пострадать окружающие. А без этих двух вариантов уложить парня и уйти чистым — слишком длинный замах.
Я понял, что начинаю спорить на практическом уровне. Нужно было просто сказать «нет» и заткнуть ему рот.
Еще одна долгая пауза. Потом:
— Как ты думаешь, за кого он тебя принимает?
— Не знаю. С одной стороны, он видел, что я умею. С другой — я не излучаю опасность так, как он. Он не в состоянии контролировать себя, а поэтому ему никогда не придет в голову, что кто-то другой на это способен.
— Тогда он недооценивает тебя.
— Возможно. Но не особенно. Люди вроде Мураками не умеют недооценивать.
— Ты доказал, что можешь близко к нему подобраться. Я дам тебе пистолет.
— Я же говорил, его всегда сопровождают по крайней мере два телохранителя.
В ту же секунду я пожалел, что произнес эти слова. Теперь оказалось, что мы ведем переговоры. Как глупо!
— Убери всех троих.
— Тацу, ты не представляешь, насколько он осторожен. Когда мы выходили из машины у клуба, я видел, как он оглядывал крыши на предмет снайперов. Он точно знает, куда надо смотреть. Он бы за милю почувствовал, что я задумал неладное. Как и я почувствовал бы его. Все. Забудь об этом.
Тацу нахмурился:
— Как мне тебя убедить?
— Никак. Послушай, начнем с того, что это рискованное предложение, но я был готов идти на риск в обмен на то, что ты согласился для меня сделать. Теперь я узнал, что риск выше, чем предполагалось вначале. Награда — та же. Стороны уравнения изменились. Ничего сложного — все просто.
Довольно долго никто из нас не произносил ни слова. Наконец он вздохнул:
— Что же ты будешь делать? Уйдешь в отставку?
— Возможно.
— Ты не можешь уйти в отставку.
Я промолчал. Когда же я заговорил, мой голос был тихим, не громче шепота.
— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что собираешься вмешаться.
Он не уклонился от прямого ответа.
— Мне не нужно было бы вмешиваться. Ты просто не запрограммирован на отставку. Надеюсь, ты сам поймешь это. Что ты будешь делать? Найдешь отдаленный остров, будешь валяться на пляже, читая то, что не удалось прочесть в свое время? Запишешься в клуб го? Будешь наливаться виски, когда тревожные воспоминания не дадут тебе спать?